Царский зять

Ох, как не хотел Юрий начинать этот разговор – но иного выхода для него не оставалось. Софью нельзя держать в неведении – умная женщина рано или поздно поймет, что ее держали за «болванчика», а это вдребезги разобьет то доверие, что сложилось между ними. Она должна стать союзником, так как именно на ее помощь в столь трудном и щекотливом деле Галицкий особенно рассчитывал.

– Не примут никогда, государь. Меня в жены отдали именно потому, чтобы я убедила тебя присягнуть царю Федору Алексеевичу и подвести все твои владения под его державную длань.

– И почему не убеждаешь, свет мой?

– Потому, государь, что подданные твои бояр московских не потерпят – большая война произойдет, кровавая. Да и ты сам, пережив унижения и пытки, выю свою не склонишь. А потому брат мой Федор попросил меня сделать все возможное, чтобы войны не случилось между вами. Ибо ведомо ему, что запорожские и донские казаки под твою руку склонились – чернь им намного дороже и ближе, чем боярство наше.

– Так и сказал?

– Как на духу тебе о том говорю, муж мой! Нельзя такую тайну на сердце держать. Просто не решалась тебе о том поведать. Но полюбила тебя всей душою, а потому мне нечего от мужа и государя скрывать. Прости меня за тайну сию, я думала, что князь Василий Васильевич тебе о том сказал, еще перед свадьбой нашей.

– Говорил о сем деле, Софушка. Голицын прекрасно понимает, что распря обернется большими бедами – ведь кроме донцов и запорожцев меня поддержат казаки Слободской Украины и Гетманщины, причем их войсковая старшина уже сейчас письма пишет. Вот только война между Москвой и Галичем выгодна врагам нашим – туркам, татарам и ляхам! Они спят и видят, как ваши бояре полезут сюда свои порядки устанавливать, такие как на левобережье и в украинских городках.

Юрий рубанул правду, как ее видел, продолжая крепко обнимать Софью. И решился сказать жене потаенные мысли:

– Я не дам здесь крепостничество установить, более того – хочу добиться, чтобы во всем московском царстве Юрьев день снова ввели повсеместно – нельзя смердов на положение холопов переводить!

– Им токмо переход к новым владельцам запрещен, муж мой, какие они холопы сейчас?

– Будут ими – процесс уже пошел. К тому же бояре и дворяне с жильцами хотят не поместья от приказа получать, а вотчины. А из последних крестьянам не выйти уже – вначале владельцы им все права урежут, потом поборами обложат, а со временем и на холопское положение переведут. А через срок и продавать начнут – уже сейчас о том мечтают. Разве не так, Софушка? Ты же бояр получше меня знаешь!

Жена замерла в его объятиях, ничего не произнеся в ответ. Но Юрий не сомневался, что молодая женщина сейчас просчитывает различные варианты – умом ее господь не обидел.

– Народец от них в наши земли бежит, Софа! А это боярам не нравится зело. Потому Разину удалось народ на бунт поднять так легко. И разбили его с трудами великими. А теперь представь что будет, если мы лоб в лоб столкнемся. Дойдут мои стрельцы до Москвы, или нет?!

Прокатившуюся по женскому телу дрожь Юрий почувствовал моментально, а потому сразу успокоил жену:

– Воевать с Федором я не буду! Наоборот, поддержу твоего брата всеми силами! Знаю от князя Голицына, что реформы в Москве замысли великие – отмену местничества хотят провести и разрядные книги сжечь. Но знатным родам это сильно не понравится – и опорой им станет патриарх, вдовствующая царица с малолетним царевичем Петром.

Но стоит ввести Юрьев день, как брат твой подорвет силу боярства, и тем самым сведет на нет любую возможность войны со мной, буде бояре захотят ее начать. Но перед этим они твоего брата отравят и Петрушку на трон возведут, и шапкой Мономаха сего отрока увенчают!

И вот тогда бойня начнется – ибо нам с тобой, и деткам нашим, что в чреве своем ты носить будешь, вот здесь…

Юрий поднялся с ложа, откинул с жены соболье одеяло. И стал нежно целовать живот – Софья застонала, крепко схватила его руками, и они оба не стали сопротивляться охватившей их страсти…

Прошло немало времени, когда бешеный перестук сердец успокоился, и у супругов появилась возможность мыслить. И Галицкий хриплым голосом закончил недосказанное:

– Нам с тобой не жить на белом свете, Софушка, и нашим деткам тоже. В холопы к Петру не пойду, и челом ему бить не буду. Воевать будем люто! И вот тогда или с нами покончат, или мы врагов своих под нож пустим. Иного выбора у нас просто нет!

– Я с тобою, свет мой! Все что в моих силах сделаю. Я ведь иначе на многое смотреть стала. Будто перед глазами сейчас большое прозрачное стекло, что ты мне в терем прислал. А раньше ведь через мутные пластинки слюды взирала, маленькие, в свинцовые переплеты вставленные. Смотришь в них – а ничего толком и не видишь.

– Свинцовые переплеты у тебя в комнате были?

Юрий насторожился – в висках застучали молоточки. Он крепко обнял жену, прижал к себе. На душе стало тревожно, и он переспросил:

– У тебя все переплеты оконные из свинца?