Его маршрут пролегал от велосипедной мастерской по Баккланнет к Нидэльве. Он поехал по дорожке, проложенной вдоль реки мимо ряда бунгалоподобных домов на сваях. Из окон их квартир открывается прекрасный вид на собор Нидарос, хотя сами они являют собой самый уродливый пейзаж, который только можно увидеть с башен собора. Но все-таки наилучшим видом собора можно насладиться с дорожки, по которой неторопливо ехал на новом велосипеде Синсакер, получая удовольствие от того, как точно велосипед слушается руля, и в конце концов приходя к выводу, что его починка все-таки стоила тех денег. Он доехал до стадиона на Эйе, а оттуда по лабиринту улочек добрался до больницы Святого Олафа.
Последние три дня Фелиция лежала под наблюдением в Центре кардиологии и дыхательной системы, куда ее перевели из реанимации. Он каждый день ее навещал. Сегодня он собирался ее удивить, поэтому остановил велосипед у цветочного киоска и купил букет. Поднявшись в отделение, он, прежде чем войти в палату, как всегда, спросил у дежурного, как состояние Фелиции. Он делал так еще в самые первые, опасные дни, чтобы быть хоть сколько-нибудь уверенным в правдивости ответа. Если он спрашивал саму Фелицию, она всегда отвечала, что все в полном порядке. Даже тогда, когда врачи едва закончили ее штопать и весьма велика была вероятность внутренних кровотечений и инфекций, она утверждала, будто все ерунда, и просила его не волноваться. Шли дни, и оценки медперсонала все больше совпадали со словами Фелиции. Она находилась на пути к выздоровлению, и рана рубцевалась как положено.
Сегодня дежурил молодой парень, с которым он раньше не сталкивался.
— Фелиция Стоун? Ее утром выписали, — уверенно ответил он.
Синсакер лишился дара речи и только молча смотрел на дежурного.
— Это ведь неправда? — наконец переспросил он. — Никто мне об этом ничего не говорил.
— Такое решение они приняли сегодня вместе с врачом во время утреннего осмотра. Я сам присутствовал, — ответил медбрат.
— Ее обещали выписать не раньше завтрашнего дня, — сказал Синсакер и направился к ее палате. Открыв дверь, он увидел пожилого господина с усами и торчащими во все стороны волосами. Господин, одетый в очень тесный халат, сидел на кровати, где еще вчера лежала Фелиция. Выйдя из больницы, Синсакер набрал ее номер. Пульс зачастил, и он задумался почему. Преступление раскрыто. Убийца обезврежен. А то, что ее выписали на день раньше, даже хорошо.
Номер Фелиции оказался занят.
— Почему ты ничего нам об этом не сказала, девочка моя? — Голос отца звучал так отчетливо, будто он сидел в одном с ней номере, здесь, в Тронхейме, а не за тысячи миль у себя в гостиной, которую она знала лучше, чем любую другую комнату на земле.
— Ну вы же должны были подозревать нечто подобное. — В ее тоне не было обвинения. Чувству взаимной вины между ними не место.
— Да, мы предполагали, что причина может крыться в интимной сфере. — Отец говорил начистоту.
«На нас действует расстояние», — подумала Фелиция и сама это ощутила: она находится в правильном месте, и настало правильное время, чтобы позвонить домой.
— Срок давности еще не истек, — заметил отец.
— Нет, истек. Наконец-то.
Отец понял, что она имеет в виду.
— То есть ты готова все забыть и жить дальше?
— А разве ты не понял? Мне кажется, прошлого я больше не боюсь. К тому же меня вполне устраивает возможность отправлять за решетку по одному экземпляру Невинсов за заход. — Фелиция засмеялась.
— Пришлось тебе немного повозиться с этим делом, девочка, — продолжил отец, — или даже с двумя. Кто бы мог подумать, что убийство в Музее По будет раскрыто всего через несколько недель?
— Ты немножко мною гордишься, правда? — спросила она. В ее голосе снова зазвучало что-то забытое, вернулась интонация, которая когда-то установилась у них с отцом, но давно пропала.
— Немножко? — наигранно спросил отец.
Стройной Фелиция Стоун была всегда. Но когда она, поговорив с отцом и рассказав ему так подробно, как только смогла вспомнить, о той давней ночи с Шоном Невинсом, положила трубку, впервые за многие, многие годы Фелиция почувствовала себя легкой.
Она проверила, не дает ли себя знать ножевая рана. Накануне ей сняли швы; спина с тех пор не чесалась, и она затруднилась бы точно указать место ранения, хотя боль где-то в верхней части туловища еще ощущалась. Она немного посидела, думая о деле, которое помогла распутать. Пока она лежала в больнице, Одд каждый день сообщал ей свежие новости из Тронхейма и Ричмонда.