Царство. 1951 – 1954

По центру и по бокам Колонный зал украсило множество флагов. У изголовья гроба алые полотнища знамен были приспущены. Все мраморные колонны укрыли красно-черной материей. Огромные хрустальные люстры затянули крепом, отчего свет в зале сделался приглушенным, мягким. Пахло цветами и хвоей. Похоже, что все цветы государства в эти дни попали в Москву, в Дом Союзов. В помещение то и дело заносили венки: от Центрального Комитета, от Совета министров, от союзных республик, профсоюзов, комсомола, министерств и ведомств, от всех центральных учреждений и общественных организаций, от братских социалистических стран и коммунистических партий, от государств, чьи делегации официально прибывали на похороны. Венков было несметное множество, их расставили в тыльной части зала, по боковым стенам и у входа, часть отправляли на улицу и установили по ходу движения траурного потока, да и как было уместить венки в здании, если их подносили и подносили?! К двенадцати приехал хор и оркестр Большого театра, артистов разместили на сцене, они начали репетировать.

На обычном крытом грузовике в сопровождении лишь двух легковых машин привезли гроб с телом покойного. Гроб бережно сняли с грузовика, занесли в здание и, поддерживая со всех сторон, водрузили на постамент, слегка наклонив вперед. Санитары кремлевской больницы, Егор и Саня, незаменимые гробовщики, аккуратно открыли крышку. Пока гроб заносили, все-таки ударились углом о ближнюю колонну и, поднимая, чересчур задрали наверх, да так, что заведующему спецморгом пришлось поправлять окоченелое тело. Подсобили те же незатейливые ребята — Егор и Саня. Они совершенно не стеснялись покойника, ловко выправили голову, подоткнули и разгладили подушку, да и туловище, которое при транспортировке пошатнулось, определили, как положено. Цены им не было, этим замечательным гробовщикам! После них уже сам завморгом, отдуваясь, взобрался повыше и стал подмазывать генералиссимусу лицо.

— Ста-лин! — любовно протянул Саня, ковыряя в носу пальцем, — вот и нету его, отца родного!

Гример неловко слез вниз, и тут же по приказу Феоктистова гроб обложили цветами, пунцовыми гвоздиками и красными, точно свежая кровь, розами.

Никита Сергеевич старался ничего не упустить, Феоктистов неизменно следовал за ним. Они еще раз прошлись по залу, зашли с тыльной стороны постамента. Хрущев пытался качать тяжелую конструкцию, но она даже не шелохнулась. Убедившись в надежности помоста, Никита Сергеевич отошел в центр зала и оттуда уставился на покойника. Никогда уже он не тыкнет, не взглянет по-змеиному своими азиатскими глазами, не ухмыльнется, не скажет на украинский лад: Микита!

— А где ордена? — вдруг сообразил Хрущев, разглядев у подножья ряд ровненько выложенных атласных подушечек, предназначенных для наград.

— Забыли! — растерянно проговорил Феоктистов.

Секретарь ЦК выругался.

— Вы что, рехнулись? Быстро за орденами, скоро прощание начнется!

Перекрывая все голоса, грянул оркестр. Хор запел, кто-то громко заплакал, кто-то высморкался.

— Пусть тише поют, ведь похороны, — указал председатель похоронной комиссии.

Хрущева пригласили к телефону.

— Как у вас? — звонил Маленков.

— По плану.

— Мы к шестнадцати будем.

Прощание со Сталиным начиналось в шестнадцать часов.

— Не беспокойся, Егор, я на месте.

— Спасибо тебе, — поблагодарил председатель Совета министров и добавил. — Надо Иосифа поскорей в последний путь отправить.

— Отправим, не переживай. Господь его уже прибрал, ты понапрасну волнуешься. А ритуал соблюсти обязаны.

— Ритуал! — вздохнул Маленков.

С обеих сторон у постамента встали по четыре солдата в фуражках с боевым оружием на плече. У каждого солдата на левой руке была траурная повязка. Солдаты застыли как вкопанные. В седьмой подсобке, отданной военному караулу, наряд сотрудников МГБ загодя осмотрел карабины. В каждом предусмотрительно не действовал затвор, чтобы ружье не могло стрелять. Оно и правильно, безопасность прежде всего! Только проверенные, самые надежные работники допускались на подобные мероприятия, имея при себе боевое оружие.