Царство Гуверон (СИ)

Такой отговоркой на ломаном языке ее народа отвечали суровые охранники, не сводившие глаз с новоиспеченной наложницы. Ее возраст не был подходящим для такой роли, но у короля пустыни оказались свои причины, чтобы пойти против установленных веками правил и принять в свой огромный гарем женщину другого народа, заранее не обратив в свою веру.

Люди шептались. Севилья слышали их голоса. Обрывки предложений и хихиканье, доносившееся из-за ее спины, но сделать что-то была не в состоянии. Язык еще только-только давался ей в самой простой форме, разговор с простым человеком в этом месте был похож на тяжелый труд и понять друг друга оказалось тяжелее, чем выполнять физическую работу по замку, которую ей обозначил сам король.

За всю свою жизнь она никогда не работала. Вообще. С самого детства всем этим занимались слуги. Сначала ее матери и отца, потом, когда она подросла, и ее собственные. Ни готовка еды, ни уборка комнат, ничего этого не было ей знакомо до последнего времени, когда кнутом и пряником, Абу Разир заставил ее научиться делать то, что делали другие его наложницы.

Молодые, захваченные в плен в многочисленных сражений с соседними пустынными государствами, они были разными и одновременно похожими как близнецы. Все смуглые, с глазами постоянно опущенными в пол, они редко поднимали взгляд, когда рядом разговаривали мужчины или проходила официальная церемония. Права, которыми наделялись мужчины, были для них недоступны, и поэтому все, на что они могли рассчитывать, было рождение наследника, который никак не хотел появляться.

Прохладный ветер подул прямо ей в лицо. Скинув с головы широкий платок, закрывавший почти все лицо кроме глаз, она развернулась боком к внезапно появившейся стихии и подождала, когда все утихнет.

Наблюдать за пустыней в это время было для нее самым приятным временем. Она была свободна. От приказов старших жен, от криков на непонятном языке, смысла которых ей было сложно понять, от вездесущих охранников, не отходивших от ее комнаты даже в такое ночное время. Даже сейчас она слышала, как стучит подошва их сапог, переступавшая через каменные блоки широкого коридора.

Она обернулась — дверь была закрыта, и снова посмотрела в пустыню.

Ей не было границ. Не было краев, где бы она могла заканчиваться. Караванщики, перевозившие ее через пустыню, утверждали, что ей нет конца и края, что она уходит вплоть до самого моря, простираясь на сотни километров, постепенно разрастаясь под действием сильных ветров и бурь. Кто-то даже говорил, что существует пророчество, согласно которому придет время и весь мир будет пустынным, а песок станет таким же привычным для людей как воздух.

Севилья тяжело вздохнула. Выхода нет. Североград для нее окончательно потерян. Графиня. Как смешно теперь это звучит. Наложница. Вот ее новое имя. Никто не станет ее вызволять. Ни дочь, чьего мужа она хотела убить и насильно выдать замуж за Абу Разира, ни тем более Майнстейн, ненавидящий ее всем сердцем. Ее плен стал для них праздником, может это и хорошо, а может — плохо. Сейчас уже это не имело значение, ведь она здесь, в плену у короля, лишенная права сказать лишнее слово, а они там, свободные и способные вести себя как захотят.

В этот самый момент она услышала нарастающий звук шагов за входными дверями. Он постепенно увеличивался, становясь все сильнее и отчетливее. Наконец, когда группа людей оказалась перед самыми дверями, они распахнулись и в комнату, в сопровождении двух своих личных охранников, вошел король Абу Разир.

Блеснув своим хищным взглядом, он поднял руку и приказал охране выйти за пределы комнаты, оставив его наедине со своей наложницей.

Пройдя немного вперед, он остановился и прямо посмотрел на закрытое наспех платком лицо.

— Можешь снять. Я хочу видеть тебя.

Голос был мягким, хотя и не лишенным строгих ноток.

Севилья повиновалась. Она с удивлением обнаружила как сильно изменилась за время пребывания в этом месте. Подчиняться. Раньше она посчитала бы это нонсенсом, но теперь, когда ее жизнь и воля были подчинены другому человеку, это не казалось чем-то из ряда вон выходящим.

— Как ты себя чувствуешь? — он стал приближаться к ней.

— Немного неуютно, — осторожно ответила Севилья, не спуская глаз с короля.

— Я слышал эту фразу бесчисленное количество раз на многих языках мира. Вы, женщины, все одинаковы, ведете себя одинаково, отвечаете на вопросы одинаково и так же одинаково молчите, когда вам нечего сказать. Однако в тебе есть что-то, что отличает от сотен моих наложниц, живущих рядом с тобой. У вас это называется «порода». Знатная кровь в тебе не дает окончательно сломаться и стать как те сотни, которые были куплены и завоеваны мною на протяжении многих лет. Это нравится мне.

Он стал подходить еще быстрее, пока не стал чувствовать ее дыхание на своем лице.

— Столько времени одна и даже не попросила аудиенции.

— Мне сказали, что у тебя много официальных жен, которым твое внимание необходимо больше.