— Ага, вот и мой покупатель! — воскликнул посыльный, указывая на Симона, входившего в магазин вместе с Тула-ном. — Ну-ка, гражданин, сделай побольше покупок. Чем больше ты купишь, тем приятнее.
— Я думаю, — со смехом ответил Симон, — дайте мне, пожалуйста, лошадь, только самую лучшую, породистую.
— К сожалению, у нас остался небольшой выбор этих игрушек, но мы уже сделали заказ, и если ты согласен подождать несколько дней…
— Несколько дней! — перебил его Симон. — Я не хочу ждать даже нескольких минут. Если у тебя нет таких лошадей, то я пойду в другое место.
Он повернулся к двери, но приказчик остановил его.
— Подожди немного, мне не хочется упускать покупателя. Столяр, которому мы заказываем лошадей, живет напротив; наш заказ должен быть готов завтра; может быть, у него уже есть готовые лошади, я пошлю к нему мальчика справиться.
— Мы пойдем с ним, — сказал Тулан, — это будет скорее.
— Правда, это будет гораздо проще, — воскликнул Симон, — пойдем, гражданин!
— Я пойду с вами, чтобы назначить цену, — сказал приказчик. — Эй, Жан, становись-ка вместо меня за прилавок.
Симон и Тулан перешли через улицу, приказчик со старым посыльным следовали за ними.
— Почему вы не удалили мальчика, граф Сэн-При? — спросил последний.
— Это было невозможно, граф Фротгэ, — прошептал приказчик, — Дюваль очень боязлив и думал, что удаление мальчика, известного всем в околотке, может вызвать подозрение. Может быть, он и прав, а теперь все имеет совсем невинный вид; даже хитрый мальчик ничего не приметил. Значит, вы завтра утром выезжаете в Лондон?
— Да, а вы, граф?
— Я поеду в Кобленц, к принцу, — ответил граф Сэн-При. — Только я боюсь, что мы не достигнем цели своего путешествия.
С этими словами они вошли в дом столяра, где застали Симона и Тулана в оживленных переговорах со столяром и его подмастерьем, которые показывали и расхваливали шесть лошадей, расставленных вмастерской.
— Мне кажется, что они все одинаковы, — сказал Симон— Скажи-ка, гражданин посыльный, которая из этих кровных лошадей нравится тебе больше всех?
— Вот эта, с красной уздой, — сказал Тулан, кладя руку на шею самой большой лошади.
— Какая большая, черт возьми? — со смехом сказал Симон. — Но красная узда, правда, хороша. Если мы сойдемся в цене, то я согласен взять эту лошадь.
Сторговались. Симон с важным видом заплатил двадцать франков, взял вместе с посыльным Туланом лошадь на плечи и пошел.
— Все эти люди посвящены в тайну? — спросил Симон, идя по улице.
— Нет, гражданин, только столяр; он завтра выезжает из Парижа и свезет принца в безопасное место.
— Ради Бога, не говори так громко! — пробормотал Симон, бросая вокруг беспокойные взгляды, — Почему ты сам не уедешь из Парижа, где тебе постоянно грозит опасность?
— Я не имею права.
— Ты не имеешь права? Кто же запрещает тебе?
— Клятва. Я поклялся королеве Марии Антуанетте спасти из Тампля ее детей или умереть.
— Завтра ты, Бог даст, исполнишь свою клятву и, значит, можешь уехать.
— Завтра я выполню только половину. Если мой план удастся, то завтра я с твоей помощью освобожу сына королевы, а дочь останется в тюрьме. Я не могу покинуть Париж, пока не освобожу ее.
— Я предпочел бы, чтобы ты уехал вместе с мальчиком и никогда не возвращался в Париж, — задумчиво проговорил Симон.
— Почему же, гражданин? Разве ты не доверяешь мне?
— Я никому не доверяю, — мрачно проговорил Симон, — когда-нибудь, когда тебе это будет выгодно или ты таким путем сможешь спастись, ты можешь выдать меня.
— Ведь я могу опасаться того же, Симон; ты тоже можешь выдать меня.
— Я? Ты знаешь, что я буду остерегаться произнести хоть слово относительно всей этой истории; это значило бы погубить самого себя. Но тише, пожалуйста, тише! Вот уже стены Тампля; мне кажется, что они злобно косятся на меня и говорят: «Предатель». Ах, Тулан, какая скверная вещь — нечистая совесть!
— Помоги мне спасти принца, Симон, и твоя совесть не будет больше мучить тебя.
— По-твоему, так, — пробормотал Симон, — но конвент смотрит на это совсем иначе. Однако теперь поздно раздумывать, мы уже пришли.
Он трижды ударил кулаком в закрытые ворота первого двора. Привратник отпер и беспрепятственно пропустил Симона и его спутника, сообщив, что муниципальный чиновник дал особое разрешение на пропуск лошади.
— Но об этом посыльном, которого ты привел с собой, он ничего не говорил, — задумчиво продолжал привратник. — Я могу разрешить ему донести лошадь только до второго двора. В Тампль он входить не смеет.
— Да я вовсе и не желаю входить в тюрьму, — проговорил посыльный. — Ведь попасть-то в нее легко, а выйти трудно. Ну-ка, гражданин, живей!
Они пошли дальше во второй двор.
— Осторожность прежде всего, помни это! — прошептал Тулан. — Завтра утром я буду стоять на углу в этом же костюме; ты позовешь меня, чтобы помочь тебе переезжать.
— Ох, хоть бы все поскорей прошло! — простонал Симон. — У меня в голове сумбур, а сердце бьется, как у молодой девушки.