Читаем Царство количества и знамения времени полностью

Резюмируя предшествующее, мы можем сказать еще следующее: рационализм, будучи отрицанием всякого высшего по отношению к разуму принципа, влечет за собой в качестве «практического» следствия исключительное использование этого самого ослепленного разума, если можно так сказать, ослепленного тем, что он изолирован от чистого и трансцендентного интеллекта, свет которого законным и нормальным образом он может лишь отражать в индивидуальной области. С того момента, как он утратил всякую действенную связь со сверхиндивидуальным интеллектом, разум может стремиться только к низу, то есть к низшему полюсу существования и погружаться все более и более в «материальность»; в такой же степени он мало-помалу утрачивает и саму идею истины и доходит до того, что стремится лишь к наибольшему удобству для своего ограниченного понимания, в чем он, однако, находит непосредственное удовлетворение вследствие самой своей тенденции к снижению, поскольку она ведет его в направлении упрощения и сведения всех вещей к единообразию; он тем легче и скорее подчиняется этой тенденции, что ее результаты согласуются с его желаниями, и этот все более быстрый спуск может в конце концов привести лишь к тому, что мы называли "царством количества".

<p>Глава 14. МЕХАНИЦИЗМ И МАТЕРИАЛИЗМ</p>

В порядке, именуемом «научным», первым продуктом рационализма был картезианский механицизм; материализм должен был появиться позже, потому что, как мы это пояснили в другом месте, слово и сам предмет датируются собственно лишь XVIII веком; впрочем, каковы бы ни были намерения самого Декарта (действительно, можно было из его идей, доведя их до логического конца, извлечь теории, сильно противоречащие друг другу), тем не менее между одними и другими есть прямая преемственность. В этом отношении небесполезно напомнить, что если и можно квалифицировать древние атомистические концепции как механистические, как, например, концепция Демокрита и особенно Эпикура, которые в античности, несомненно, были единственными «предшественниками», на кого современные ученые могут с некоторым основанием ссылаться, то ошибочно было бы их рассматривать как первую форму материализма, так как он прежде всего предполагает понятие «материи» современных физиков, понятие, которое в ту эпоху еще не родилось. Истина состоит в том, что материализм представляет собою просто одну из двух половин картезианского дуализма, как раз ту, к которой ее автор прилагал механистическую концепцию; с этого момента достаточно было пренебречь или отрицать другую половину или же, что приводит к тому же самому, претендовать на сведение к ней всей в целом реальности, чтобы естественным образом прийти к материализму.

Лейбниц очень хорошо показал недостаточность механицистской физики Декарта и его учеников, которая по самой своей природе может учитывать лишь внешнюю видимость вещей и неспособна объяснить то, что было бы их истинной сущностью; таким образом, можно сказать, механицизм обладает лишь исключительно «репрезентативной», а вовсе не объяснительной ценностью; и по существу, не так ли обстоит дело и для всей современной науки? Так обстоит дело даже в таком простом случае, каким является движение, обычно рассматриваемое как подлежащее исключительно механистическому объяснению; но это объяснение, говорит Лейбниц, имеет смысл лишь тогда, когда в движении ничего, кроме изменения взаимного расположения тел, не рассматривают, и тогда, если меняется расположение двух тел относительно друг друга, то безразлично, движется ли одно тело по отношению к другому или второе по отношению к первому, так как здесь есть совершенная взаимность; но все происходит иначе, как только принимают во внимание причину движения, и когда эта причина находится в одном из тел, то одно только это тело будет называться двигателем, тогда как другое будет выступать в этом изменении в чисто пассивной роли; но именно это полностью ускользает от механистического и количественного рассмотрения. Механицизм, следовательно, ограничивается простым описанием движения, как оно представлено в своих внешних явлениях, и он не способен схватить его причину, следовательно, выразить тот сущностный или качественный аспект движения, который один только позволяет дать реальное объяснение; и с еще большим основанием можно это сказать о всякой другой вещи, характер которой более сложен или в которой качество преобладает над количеством в большей степени; следовательно, конституированная таким образом наука не может на самом деле обладать никакой ценностью эффективного познания даже в том, что касается относительной и ограниченной области, в которой она заключена.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже