Царство количества и знамения времени

Мы не хотим распространяться более по этому поводу, по которому можно говорить бесконечно, слишком удаляясь от того, что мы главным образом имеем в виду; легко было бы, например, показать, что, вследствие «пережитка» гипотез, элементы, на самом деле принадлежащие к различным теориям, наслаиваются друг на друга и перемешиваются таким образом в обывательских представлениях, что они иногда образуют самые причудливые комбинации; впрочем, вследствие царящего повсюду запутанного беспорядка, современное сознание устроено так, что оно охотно принимает самые странные противоречия. Мы только продолжаем настаивать на одном из аспектов проблемы, который, по правде говоря, несколько предвосхищает дальнейшее, так как он относится к тому, что больше принадлежит к другой фазе, чем та, о которой шла речь до сих пор; но все это не может быть разделено полностью, это дало бы слишком «схематическое» изображение нашей эпохи, и в то же время, в этом уже можно увидеть, каким образом тенденция к «отвердению» и к распаду, хотя они по-видимому противоположны в некотором отношении, тем не менее объединяются в своем действии, чтобы окончательно привести к последней катастрофе. Мы хотели бы здесь поговорить о том исключительно экстравагантном характере, которым облекаются представления, о которых идет речь, когда их переносят в иную область, чем та, для которой они были первоначально предназначены; действительно, именно от этого происходит большинство фантасмагорий, которые мы называем «неоспиритуализмом» в его различных формах; как раз эти заимствования из концепций, зависящих, в основном, от чувственного порядка, чем и объясняется этот тип «материализации» сверхчувственного, составляют одну из самых общих их черт.[51] Не стремясь в настоящий момент определить более точно природу и качество сверхчувственного, с которым они действительно здесь имеют дело, полезно было бы отметить, до какой степени, по существу, проникнуты материалистическим влиянием те, кто его не допускает и думает, что констатирует его воздействие; если они не отрицают всякую внетелесную реальность, как большинство их современников, то потому, что они составили себе идею, которая позволяет им свести ее в некотором роде к образцу чувственных вещей, что, конечно, ничуть не лучше. Впрочем, не следует удивляться тому, как всякие оккультные, теософские и другие школы этого рода постоянно стремятся найти точки сближения с современными научными теориями, которыми они вдохновляются даже гораздо чаще, чем хотели бы в этом признаться; в общем, они, в результате, логически должны оказаться в тех же условиях; и можно даже отметить, что, вследствие последовательных изменений этих научных теорий, сходство концепций той или иной школы с той или иной специальной теорией позволило бы в некотором роде «датировать» эту школу при отсутствии иного более точного указания о его истоках и его истории. Такое положение дел возникло тогда, когда изучение и управление некоторыми психическими влияниями попало, если можно так выразиться, под сферу влияния профанной науки, что означает, в некотором роде, начало в самом прямом смысле «разрушительной» фазы современного отклонения; короче говоря, можно подняться к XVIII веку, в точности к самому современному материализму, и ясно увидеть, что эти две вещи, только по видимости противоположные, фактически должны сопутствовать друг другу; представление о том, что подобного раньше не было, несомненно возникает потому, что отклонение еще не достигло той степени развития, которая сделала бы это возможным. Главной чертой научной «мифологии» того времени была концепция различных «флюидов», в виде которых тогда представляли себе психические силы; и как раз эта концепция была перенесена из телесного порядка в тонкий порядок с теорией "животного магнетизма"; если обратиться к идее «отвердения» мира, то могут сказать, что «флюид» ("текучее") по определению противоположен «твердому», но не менее верно, что в этом случае он играет ту же самую роль, поскольку эта концепция имеет своим следствием «отелесивание» вещей, которые на самом деле принадлежат к проявлениям тонкого порядка. Магнетизеры были в некотором роде прямыми предшественниками «неоспиритизма», если не первыми его представителями, собственно говоря; их теории и практика влияли в более или менее широкой степени на все школы, возникшие позже, будь то откровенно профанные, как спиритизм, или претендующие на «псевдопосвящение», как многочисленные варианты оккультизма. Это постоянное влияние тем более странно, что оно кажется совершенно несоразмерным значению психических феноменов, в общем, весьма элементарных, которые составляют поле магического опыта; но еще более удивительна та роль, которую играет этот самый магнетизм со времени своего появления в отвлечении от всякой серьезной работы тайных организаций, которые до того времени еще сохранили если не идущие далеко действительные познания, то, по крайней мере, сознание того, что они в этом отношении потеряли, и волю к тому, чтобы их вернуть; и позволительно думать, что это не последняя причина, ради которой магнетизм был "пущен в дело" в нужный момент, даже если, как это почти всегда бывает в подобных случаях, его мнимые инициаторы были в этом лишь более или менее бессознательными инструментами.