Царство красоты (фрагмент)

Объективно, у Леры совсем не модельная внешность, да и фигура далека от идеала – у неё слишком широкие для современной моды бёдра, но при этом, настолько полно соответствуют её образу, настолько возбуждают мужской пресловутый интерес своей формой, женственными линиями, что я каждый раз твердею в её присутствии. Хочу её. Иногда до безобразия сильно, но знаю, что никогда не получу ни на один раз, ни на многие, и по этой причине хочу ещё жёстче.

Она – его женщина, и разумеется, он не мог выбрать просто девушку, он нашёл лучшую из лучших, ту, которая способна свести с ума любого… И не важно, какого он возраста, вкусов или склада ума – её хотят. Все на моём курсе её хотели. Но, что интересно, осознание этого приходит не сразу, а только после того, как она хоть немного приоткроется, пусть в рамках своих профессиональных обязанностей – но хотя бы раз сделает это. И всё – тебя примагничивает.

И вот оно понимание: сексуально не столько её женственное тело, сколько личность, не хотят её первокурсники из-за стройных ног и бёдер, обещающих на уровне инстинктов здоровое и многочисленное потомство, а влюбляются в её персональное, неповторимое очарование, несущее главное – женственность.

Она в вечных заботах о своих детях и муже, её жизнь положена на алтарь счастья семьи, и это создаёт иллюзию полной лишённости эгоизма, добавляя её образу ещё больше света, заставляя мечтать любого, кто её узнает, только о том, чтобы попасть под это заботливое крыло.

И меня туда занесло одной мощной волной, которую было уже не остановить с того момента, как она впервые увидела меня.

Я буду помнить тот момент всю свою жизнь: красивая умная женщина смотрит на тебя, узнавая в твоих чертах то, что выжжет ей душу ревностью, болью предательства. Никто не посвящал меня в детали, но я знаю, каждой клеткой своей кожи чувствую, что в ту ночь, когда отец был с моей матерью, он предал именно её, Валерию.

Она долго смотрела на моё лицо, в глаза, застыв в оцепенении настолько очевидно, что абсолютно каждый из почти сотни студентов, присутствующих на её самых ценных в этом заведении лекциях, понял, что между новеньким мной и профессором, более похожем на нимфу или ангела, имеется весомое «личное».

И я не отрывал, не прятал взгляда, потому что хотел этой её боли, мечтал о ней долгими одинокими ночами в нашей с матерью убогой квартире. А когда увидел… больно почему-то стало самому.

Я был юн, глуп, необоснованно обозлен и совершенно неопытен. Я и понятия не имел о той боли, на которой они построили своё Царство Красоты, скрыв её в подвалах и тайниках собственных душ, строго наказав им радоваться и любить, пока есть такая возможность, ведь её может и не быть. В одно мгновение не стать: не важно, автокатастрофа заберёт твоих самых дорогих близких или неизлечимая болезнь - судьба бывает, порой, безжалостна, потешаясь над нами.

Мне было невдомёк, что разорвать их, растащить в разные стороны невозможно. Нет в природе иного явления, кроме смерти, способного это сделать.

Я не собирался им мстить, но и не ждал жаркого приёма. А они приняли, причём все и без единого вопроса. Никто в тот самый первый мой вечер в их доме, который Валерия упорно нарекала и моим тоже, не задал главного вопроса: откуда я вылез? Из какой забытой Богом дыры? Как посмел ворваться в своих нищих тряпках в их Царство?

Я ждал ненависти с их стороны, жадности, упрямого желания не мириться с отцовским финансовым вниманием в мой адрес, но так и не дождался. Им всем до единого оказалось всё равно.

Сколько же у него денег? – подумал я тогда. Оказалось, так много, что умом не осознать, и он раздаёт их по строгой системе, выделяя в первую очередь тех, кому нужнее – онкологическим больным. Я знал и раньше, что отец и Валерия курируют фонд имени некоего Джоша, почти полностью покрывающий немыслимые медицинские расходы на детскую онкологию. Но только теперь понял, что всё это из его, отцовских личных денег, не его компании, а его собственных, тех, которые он мог бы потратить на себя и своих детей.

Самым трудным для моего меркантильного ума, слишком хорошо знающего, что такое выживать и даже недоедать, не получать элементарных продуктов, таких как фрукты и мясо, например, оказалось принятие того факта, что все его дети прекрасно знают о том, куда уходят их, по сути, деньги. Каждой из дочерей с рождения привита мысль о необходимости поиска своего призвания. В Царстве никто не использует таких слов как: выгодно, престижно, денежно, перспективно, когда говорят о выборе будущих профессий. Они говорят о способностях, совместимости личности и темперамента с выбранным занятием, но главное, о желании им заниматься, о степени интереса.

И тут я вдруг вспомнил, как в детстве, лёжа в больнице, считал своего хирурга едва ли не Богом, и поклялся себе, что когда вырасту, обязательно обучусь именно этой профессии и стану лечить всех до единого детей бесплатно. Но память хранит и то, как рассыпались мои детские мечты от материнских слов о том, как дорого может стоить такое образование, и что, скорее всего, мы никогда его не потянем.