ОН – взвоет, когда узнает, что это был я. Я – тот, кто жестоко насиловал его девочку, наставил ей синяков, лишил её девственности без церемоний и даже самой элементарной подготовки! Он точно убьёт меня, но мне и не страшно, вот клянусь, так стыдно и так паршиво за то, что сотворил, что сам бы придушил себя. Боюсь увидеть ЕЁ лицо, когда узнает, потому что она – единственный человек, кто по-настоящему, искренне был с самого начала мне рад.
Уезжаю от Леры в полуобморочном состоянии, желая только одного: чтобы всё это было кошмарным сном, я вот-вот проснусь, и жизнь вернётся на круги своя. Но она не возвращается. Я нахожу отделение и нужную палату в госпитале даже слишком быстро – в иной ситуации побродил бы по лабиринтам коридоров, но когда ты на грани отчаяния, ноги сами несут сразу туда, куда нужно.
Они сидят рядом на кушетке и оба повёрнуты в сторону окна, спиной к входу, создавая иллюзию уединённости. Конечно, он обнимает её, причём обеими руками и прижимает к себе так, будто, если не сделает этого, она умрёт, или он умрёт, или они оба умрут!
Вижу часть её лица и прихожу в ужас: там страшный кровоподтёк и, судя по характерной повязке сбоку головы, её шили.
Твою ж грёбаную мать… Я бил её что ли? Неужели ж я ещё и поднял на неё руку?!
Перед глазами темно, просто кромешная тьма, тошнота выворачивает, заставляя концентрироваться, чтобы не блевануть в этом стерильном больничном коридоре.
Дальше словно провал в памяти, и сознание обнаруживается уже в уборной, я жадно обливаю лицо и голову холодной водой и с ужасом понимаю, что именно со мной происходит – чёртовы гены, он наградил меня своей больной психикой! И это первый приступ. Действую неосознанно, но, очевидно, имея в мозгу представление о том, что мне поможет, только потому, что видел, как это происходит у НЕГО.
Глава 2. Полпуда соли
Дома, вернее, в квартире, подаренной отцом, не включаю свет. Не сплю и не бодрствую, сижу в кромешной темноте без единой мысли о своём будущем. Единственное, что меня заботит – реакция отца. Не то, чтобы я боялся его гнева или тюрьмы, куда он мог бы упечь меня по щелчку своих пальцев, я боюсь увидеть в его глазах то бесконечное разочарование, которое рано или поздно в них увижу. Я должен сказать ему и решаю сделать это утром.
Посреди ночи просыпаюсь от мысли, неожиданно пронзившей мой полуспящий мозг: видео! Отморозки из клуба, те, которые в охране, установили в блядской комнате камеру видеонаблюдения и снимают клиентов ради развлечения, прикрываясь производственными целями. Я же об этом знал! Так какого же чёрта потащил туда Софью?
Сразу же, не дожидаясь утра, срываюсь в клуб. Всё закрыто – сегодня понедельник, народ разбредается раньше обычного. Вскрываю сервак охраны, благо знаю, как это делать, и нахожу нужный файл. Конвертирую, перематываю, пауза… Мы входим в комнату, я что-то ей говорю, она отвечает. Эта камера из допотопных – не записывает звук, и я понятия не имею, что именно говорил ей, что она отвечала. Набрасываюсь на неё… пауза…
Я извращенец, зачем смотрю?
Гадко видеть себя… в таком обличии. Я жалок, будучи сильнее, я омерзителен, пользуясь этим.
Снова play… Стягиваю с неё майку, бюстгальтер, она остаётся в одних джинсах, я замираю, очевидно, опять что-то говорю, но она не отвечает. Поднимаюсь, скрываюсь из радиуса, покрываемого камерой. Софья подскакивает и одевается.
Господи, она ушла… Она же ушла! Иди, беги и не возвращайся Софи, умоляю тебя! Пусть это буду не я… пусть это кто-то другой, только не я…
Но она возвращается, и я снова нажимаю на паузу: знаю, что будет дальше. И помню свои мысли, чудовищные, зловещие, омерзительные свои мысли.
Я хотел наказать её. Сознательно, намеренно сделать ей больно, не физически, нет! Моей целью была её душа, и мне жутко, извращённо отчаянно хотелось унизить её, растереть, как женщину… Хотел видеть шлюхой, паршивой девкой, а не любимой дочерью моего отца, избалованной лаской, вниманием, деньгами. Я хотел выдворить её из своей жизни, сделать нечто такое, чтоб она забыла все пути туда, где есть я.
Сижу и окаменело пялюсь на экран с застывшей картинкой… Не решаюсь смотреть дальше, а нужно: я должен знать, обязан увидеть сам в какой момент дошёл до того, что ударил её.
И я вновь включаю видео с твёрдым намерением досмотреть до конца. И я вижу всё: как снова грубо раздеваю её, как заламываю руки, как она плачет, и как сам я словно не замечаю этого, как впервые вхожу в неё, и как её лицо перекашивается от боли, как она просит меня о чём-то…
Мне вспомнилась фраза. Её фраза, её просьба. Она повторяла её десятки раз, просила меня остановиться: «Хватит, Эштон! Пожалуйста, перестань, мне больно!»