Но третий китаец, нанятый Делонгом, юнга А Синг, оказался настоящей катастрофой. Нервный, неуклюжий и бестолковый А Синг не говорил по-английски и за трапезой в столовой вечно спотыкался, разливая напитки и роняя еду, разбивая тарелки и чашки. По мнению Делонга, он был «совершенно бесполезен». «Из-за его глупости я уже едва не поседел», – писал капитан. А Сэм и Чарльз Тонг-Синг постоянно поправляли юнгу, извергая потоки китайской брани, но в улыбке А Синга было что-то тревожное. Болезненно любезная и неизменная, эта улыбка всех сводила с ума – и в особенности Мелвилла. По свидетельству Делонга: «Стоило мне лишь слово сказать, и Мелвилл тут же ссадил бы его с корабля и пристрелил без промедления».
На острове Уналашка из Алеутского архипелага Делонг ненадолго зашел в порт, чтобы взять кое-какой груз, включая меха, тюленьи и оленьи шкуры, одеяла, шесть тонн сушеной рыбы и 150 тонн угля. Он отправил корреспонденцию с направляющимся на юг пароходом и пошел дальше на север, в туманное Берингово море, к Сент-Майклу.
Несколько дней «Жаннетту» качало на высоких волнах, из-за чего менее опытных участников экспедиции поразила ужасная морская болезнь. По замечанию Делонга, А Синг напоминал «оживший труп». «Он казался собственной тенью, его длинная коса растрепалась в спутанный клок волос, развевающихся на ветру, – писал Делонг. – Я не на шутку боялся, что он не выживет». Но хуже всех пришлось ирландцу-шутнику. «Несчастный Коллинз так страдал, что не заметил бы, даже если бы лишился матери, – свидетельствовал Делонг, радостно добавляя: – Его каламбуры на несколько дней прекратились». Но, как ни печально это было для капитана, когда «Жаннетта» подошла к Сент-Майклу, Коллинз полностью оправился и принялся «снова изводить» экипаж.
В Сент-Майкле Делонгу около недели пришлось дожидаться шхуны «Фрэнсис Хайд», которую Беннетт зафрахтовал в Сан-Франциско для перевозки дополнительных запасов угля. В это время капитан занялся другими вопросами. Он запасся копченой рыбой и сырым мясом и нанял эскимосов для пошива меховых костюмов и одеял из тюленьей кожи. Он купил сапоги из оленьих шкур, а также волчьи и норочьи шкуры. Он расспросил всех местных, не слышали ли они об экспедиции Норденшёльда (но никто о ней не знал). Представители Аляскинской торговой компании передали ему дополнительный запас оружия и боеприпасов. У эскимосов он купил сорок ездовых собак – «прекрасные животные, молодые и энергичные, они очень радостно встретили меня, когда я пришел с ними познакомиться».
Делонг изначально хотел взять с собой собак, но на Аляске понял, что ни он сам, ни члены его команды не знают, как ухаживать за ними и управлять упряжками. В связи с этим он прошелся по городку, чтобы пригласить двух опытных погонщиков присоединиться к экспедиции. Он быстро нашел двух молодых мужчин, согласных отправиться в Арктику: один из них, Алексей, назвался охотником и привел с собой друга по имени Анегин. Хотя оба они немного говорили по-английски, об экспедиции они почти ничего не знали: они не понимали, ни куда она направляется, ни какие цели перед собой ставит, ни с какими рисками сопряжено участие. Их в основном привлекла возможность заработать огромные, по их меркам, деньги: Алексею обещали платить 20 долларов в месяц, а также выделять небольшое содержание для его жены и ребенка. Более того, по окончании экспедиции ему сулили возможность забрать домой невероятную ценность – многозарядный винчестер с тысячей патронов. Жалованье более молодого и холостого Анегина было немного меньше.
В конце концов груженная углем шхуна «Фрэнсис Хайд» прибыла в порт, и Делонг назначил отплытие на 21 августа. Тем утром двое эскимосских погонщиков поднялись на борт и познакомились с «Жаннеттой». Ненадолго на палубу взошла и эскимосская девушка. Это была жена Алексея – крепкая, застенчивая молодая женщина, широкая улыбка которой не могла скрыть ее тревоги за мужа. С ними пришел и их маленький сын. Их прощание тронуло всех моряков «Жаннетты», многие из которых, без сомнения, скучали по своим подругам и женам. Супруги держались за руки, сидя на мешках с картошкой возле входа в каюту.
Коллинз описал этот момент в репортаже для «Геральд». Он счел, что жена Алексея «в сложившихся обстоятельствах вела себя в высшей степени достойно» и выказывала «стойкость вкупе с привязанностью к мужу». Они некоторое время тихо беседовали друг с другом, и в их глазах блестели слезы. В небе летали чайки, судно подрагивало, пока на него поднимали последние грузы. Когда эскимосская пара «обменялась клятвами вечной верности, – написал Коллинз, – я был очень тронут».