Царство миллиардера (прогонка)

Мы зашли в нашу комнату, и она направилась прямо в свою, с громким стуком хлопнув дверью. Я повернулся к безликому мальчику.

Он не возражал, и я чувствовал, как эмоции клубятся вокруг него темной тучей. — Никогда больше не подвергай себя такой опасности.

Я упрямо выпятила подбородок, сжав губы в тонкую линию. — Ты каждый день подвергаешь себя опасности ради нас.

Он издал теплый смешок. — Что мне с тобой делать?

Бабочки взлетали у меня в животе, когда я смотрел на лицо, которого не мог видеть. Я не мог понять… Почему я не мог его увидеть? Почему я не мог вспомнить, кто он такой? Мне? Моей сестре?

Я знал, что он был кем-то важным. Но кто?

Всплеск холодной воды вырвал меня из сна. Я моргнула и открыла глаза, перед глазами плавали черные точки, а с ресниц капала вода. Я пытался во всем этом разобраться. Почему мой разум показывал мне самого себя, когда мне было 14 лет? Я знал, что это был всего лишь сон, но образы казались такими реальными.

Дезориентированный, я ждал, пока комната станет четкой, и в тот момент, когда это произошло, мое сердце замерло.

— Пожалуйста… Нет, — прошептал я. — Опять нет.

Я зажмурил веки, прежде чем открыть их снова, но реальность не изменилась. Сладкая дымка мгновения назад, наполненная бабочками и теплыми руками, исчезла. Сейчас я лежал в ванне со связанными запястьями и лодыжками. Я изучил комнату. Ярко-белая плитка и стены сливались воедино, их яркость усиливалась за счет обнаженной люминесцентной лампы над головой. Окна не было, но дверь осталась открытой.

«Наконец-то проснулся». Мать вошла в ванную, ее туфли на шпильках стучали по плитке. — Ты отдохнул?

Мои губы сжались, отказываясь отвечать. Я ненавидел, когда она делала это дерьмо. Еще больше я ненавидел то, что не предвидел этого.

— Недостаточно, — прошипел я. "Что ты здесь делаешь?"

— Что ты сделал с женщинами?

У основания моего позвоночника началась дрожь, прежний я дрожал от страха. Страх, который, как мне казалось, давно похоронен благодаря дням и неделям, а может, и месяцам , пыток, которые я пережил в ее руках. Я не мог вынести повторения цикла. Мысли метались в моей голове в поисках лучшего ответа.

Я приземлился на отрицание.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Ее брови удивленно поднялись при моем спокойном тоне.

— Скажи мне правду, — потребовала она, стиснув челюсти. Она хотела мне поверить, я это знал. «Это вопрос жизни и смерти для всех нас».

Я посмеялся над этим. «Кажется, ты уже решил за меня умереть».

«Это не шутка, Лиана!» Моя мать пристально посмотрела на меня, ее итальянский акцент усилился. Жестче всего всегда было, когда ей было страшно. — Ты знаешь, что картель Тихуаны сделал с твоей сестрой. Ты хочешь, чтобы они сделали это с тобой?»

Я стиснул зубы, понизив голос. Я видел видео, как тело моей сестры растворяется в ничто. Я достаточно измучил себя этим.

— Пусть они, черт возьми, придут, — прошипел я. «И я прикончу их так же, как они прикончили ее». Моя мать стиснула зубы, ненавидя мою бунтарскую жилку. Лу был миролюбив; Я был торнадо. Лу был хорош; Мне было плохо. Лу был невиновен; Я был далек от этого. «Как ты вообще можешь работать с ними, зная, что они сделали с моей сестрой?»

Черную ярость в глазах моей матери нельзя было не заметить. Это было ядовито и ненавистно и точно отражало мое отношение к ее соратникам. Ее адрес был направлен на меня.

— Ты мог бы попросить моего отца помочь, — прошипела я, моя кровь закипела. «Он бы убил их всех, если бы знал правду».

Но правда была в одном, что Мать скрыла. Она использовала его, использовала всех нас. Она была женой Ивана Петрова, но трахалась с ирландцем. гангстер, мой отец, Эдвард Мерфи, преследовал только одну цель. Чтобы забеременеть. Иван не мог подарить ей детей и был более чем рад согласиться на план матери по соблазнению. Это положило в их карманы еще одного бандита.

Она хотела империю; она поняла это. Она жаждала мести; она тоже получила это, в десять раз больше. Это была ее собственная жестокая версия мести всему миру. Только она была слишком слепа, чтобы увидеть, что все, включая ее дочерей, заплатили за это.

— Твой отец не может помочь. Что-то в тоне ее голоса насторожило мои чувства, но я не осмелился задавать ей вопросы.

Что-то случилось с моим отцом?