Царство небесное силою берется

Мальчик застыл в полушаге. Он смотрел, как малыш плещется в бассейне, но глаза у него горели так, словно он видел нечто ужасное и никак не мог отвести взгляд. Солнце ярко освещало белую голову Пресвитера; малыш встал и обернулся, весь внимание. Таруотер медленно пошел в его сторону.

Казалось, его неодолимо тянуло к стоящему в воде ребенку, но в то же время тянуло и назад, почти с такой же непомерной силой. Рейбер наблюдал за ним, удивленно и с подозрением, и шел рядом, но чуть поодаль. Чем ближе мальчик подходил к бассейну, тем сильнее натягивалась кожа у него на лице. У Рейбера было такое чувство, что мальчик двигается вслепую, что вместо Пресвитера он видит лишь яркое пятно света. Он чувствовал, что происходит что-то очень важное, и что если бы он только смог понять, в чем тут дело, у него в руках оказался бы ключ к будущему мальчика. Мышцы его напряглись, он был готов действовать. Вдруг ощущение опасности стало в нем так велико, что он закричал. Его осенило, он понял все. Тару-отер шел к Пресвитеру, чтобы окрестить его. Он уже почти дошел до бортика бассейна. Рейбер кинулся вперед, вытащил ребенка из воды и поставил его, орущего, на бетонную дорожку.

Сердце у Рейбера бешено колотилось. Он чувствовал, что в этот самый момент спас мальчика, не дав ему совершить какой-то чудовищно унизительный для него поступок. Теперь ему все стало ясно. Старик все-таки передал свою навязчивую идею мальчику, он все-таки внушил ему, что тот должен, во избежание неких неведомых, но тем более кошмарных напастей, окрестить Пресвитера. Таруотер поставил ногу на мраморный бортик бассейна. Он уперся локтем в колено и наклонился, всматриваясь в свое мозаичное отражение в воде. Его губы шевелились, словно он разговаривал с человеком, лицо которого видел в бассейне. Рейбер ничего не сказал. Он только сейчас понял, как глубоко укоренился в мальчике недуг. Он знал — взывать к его разуму бесполезно. Надежды на то, что рано или поздно удастся здраво и взвешенно обсудить с ним все происходящее, не было никакой, поскольку мальчик положительно был одержим навязчивыми идеями. Он не видел способов излечить его, вот разве что какой-нибудь внезапный шок способен оказать на него благотворное воздействие, если он сам, неожиданно для себя столкнется с абсолютной бессмысленностью своих идей и поймет, насколько это абсурдно — исполнять пустые, нелепые и смешные ритуалы.

Он присел на корточки и стал снимать с Пресвитера мокрые ботинки. Малыш перестал кричать и теперь только тихонько всхлипывал. Лицо у него было красное и странным образом перекривилось. Рейбер отвел глаза.

Таруотер шел прочь. Он уже успел оставить позади бассейн и шел какой-то кособокой походкой, сгорбившись, словно его гнали кнутом. Вот он свернул по направлению к одной из узких тенистых дорожек.

— Подожди! — крикнул Рейбер. — Мы теперь не сможем пойти в музей, нам нужно домой, переобуть Пресвитеру ботинки!

Таруотер не мог не слышать его, но продолжал идти и через секунду скрылся из виду.

«Черт бы подрал эту дремучую бестолочь», — выругался про себя Рейбер. Он стоял и смотрел на дорожку, по которой ушел мальчик. Никакого желания идти за ним у него не было, потому что он знал, что тот все равно вернется, что Пресвитер не даст ему уйти. И овладевшее Рейбером в очередной раз чувство подавленности росло теперь совсем от другого корня: теперь он знал наверняка, что от мальчика ему не избавиться. Он останется с ними до тех пор, пока не исполнит то, за чем пришел. Или пока не исцелится. Рейбер снова увидел слова, которые старик нацарапал на обложке журнала: ПРОРОК, КОТОРОГО Я ВОСПИТАЮ ИЗ ЭТОГО МЛАДЕНЦА, ПРАВДОЙ ВЫЖЖЕТ ТЕБЕ ГЛАЗА. Рейберу показалось, что ему опять бросили вызов. «Я вылечу его, — мрачно подумал он. — Я вылечу его или узнаю, в чем тут дело».

ГЛАВА 7

«Чероки-Лодж» был складом, переоборудованным под гостиницу, нижний его этаж был выкрашен в белый цвет, а верхний — в зеленый. Здание частично стояло на земле, а частично на сваях над маленьким ровным, как зеркало, озером, которое окружал густой зеленый лес; уходя к серо-синему горизонту, лес становился черным. Длинный фасад гостиницы, сплошь обклеенный рекламой пива и сигарет, выходил на шоссе, которое футах в тридцати от нее пересекало проселочную дорогу, за узкой полоской колючего бурьяна. Рейберу и раньше случалось проезжать мимо, но соблазна остановиться не возникало никогда.

Он остановил свой выбор на этом мотеле, потому что от него до Паудерхеда было всего тридцать миль, и он был дешевый. На следующий день они приехали туда втроем, и до обеда у них еще оставалось время, чтобы погулять и осмотреться. Поездка прошла в тягостном молчании. Мальчик, как обычно, сидел на своем месте с видом иностранной коронованной особы, которая ни за что не опустится до разговора на чужом языке. Грязная шляпа и вонючий комбинезон сидели на нем вызывающе, как национальный костюм.