Царство ночи

Зато способ устранения со сцены Тони Роделла оказался бесспорной удачей, великолепным образцом импровизации. Идея с собаками достойна настоящего гения. Кто знает, возможно, ему удалось окончательно сбить с толку ослепленных спецэффектами зрителей.

Он наклонился, включил радио, повозился с настройкой, чтобы поймать утреннюю сводку новостей.

Диктор, с его назойливым речитативом, ответил на все вопросы.

«… волна беспрецедентных злодеяний достигла своего апогея. Сегодня рано утром новой жертвой убийцы стал Тони Роделл, недавняя звезда рок и поп-музыки…»

Он внимательно слушал, пока не убедился, что трюк с собаками обнаружили: так было нужно для развития сюжета. Но главное, о нем самом до сих пор ничего не известно, а это важнейший залог успеха. Остальное не представляло никакого интереса — просто потуги обиженного ребенка, который старается придумать прозвище пообиднее: «кровожадный маньяк все еще рыскает где-то в городе», и так далее. Люди, не воспринимающие искусство, всегда пытаются опорочить то, чего не в силах понять.

Он выключил радио, вынул электробритву, которую купил вчера в аптечном магазине. Тщательно убрал с лица щетину, оглядывая себя в зеркале заднего обзора. Потом достал из-под сидения новую одежду. Хорошо, что Грисвольд держал в бумажнике столько денег, как раз хватило на очередную смену костюма. Он вспомнил о Дороти Андерсон: как тщательно он тогда следил за тем, чтобы не запачкаться. Даже снял с вешалки один из ее рабочих халатов, висящих в шкафе, напялил на себя, как фартук, стремясь защитить одежду от брызнувшей крови. Перед тем, как отправиться за машиной Роделла, выбросил заляпанную красным тряпку в канаву, и кажется, ее до сих пор не нашли. Правда, она им никак не поможет.

Укрывшись за кустами, он внимательно оглядел начинавшую просыпаться улицу. Время от времени мимо пролетают машины, — люди уже спешат на работу, — однако ни один из сидящих за рулем даже не бросил взгляд в его сторону. Но он все равно скорчился на сидении, чтобы никто не смог заметить, как он меняет старую шкуру на новую. Не хватало еще, чтобы его задержали за непристойное поведение. С таким везением все возможно.

Нет, везение тут ни при чем. Как раз ему с самого начала сопутствовала удача. Неудивительно: настоящий мыслитель заставляет фортуну работать на себя, и он добился ее благосклонности.

Он натянул брюки, вытащил новую рубашку из упаковки. Когда закончил возиться с пуговицами, достал галстук. Пока пальцы завязывали сложный узел, выпрямился, не отрывая настороженного взгляда от зеркала. Как завершающий штрих, вывернул карманы старой одежды, переложил их содержимое в пиджак. Немного помедлил, чтобы пересчитать наличность в бумажнике. Тридцать четыре доллара. Немного, конечно, но хватит на один день. Потом деньги придут. Будут новые деньги, будет новый день…

Впервые с начала представления он позволил посторонней мысли нарушить размеренную работу рассудка. Она терпеливо ждала возможности заявить о себе, пока, наконец, не пришло ее время. Зачем ограничивать себя одной-единственной постановкой?

Этот вопрос возник еще в лечебнице. Прошлой ночью он встал в полный рост. Сегодня пройдут финальные сцены, потом опустится занавес. Конец спектакля.

Или нет? Кто сказал, что представление нельзя продолжить?

Устранение свидетелей планировалась как мера предосторожности, призванная гарантировать его безопасность. Вполне логично. Но почему он должен ограничиться этой акцией?

Вокруг великое множество кандидатов на ликвидацию. Например, самовлюбленный фарисей — диктор радио, только что верещавший о «кровожадном маньяке». А сколько еще таких!

Перед глазами выстроился парад гротескных фигур. Шествие возглавила длинноногая полуголая девица в нелепом кителе с позументами и кокетливых трусиках, которые, казалось, вот-вот лопнут под напором пышных форм; оскалив зубы в идиотской самодовольной улыбке, она поглаживала прикрепленный к ткани серебряный фаллос, любимую игрушку таких подленьких тварей, плотоядно облизывалась и пронзала своим искусственным членом воздух, пародируя мужскую страсть. За ней — откормленная юная идиотка, гордая предводительница группы поддержки, разогревающей болельщиков между спортивными поединками. Беспрерывно подскакивая, так что груди упругими мячиками прыгали под свитером, судорожно жестикулируя и нелепо гримасничая, она с тупым энтузиазмом скандировала: «Даешь НОК, даешь АУТ, даешь НОК, даешь АУТ!» И наконец, перебирая негнущимися ногами, несущими неподвижный корпус безмозглого робота, вперед вышел весь слепленный из набухших мускулов огромный человек-горилла в военной форме: выпученные стеклянные шарики глаз, лицо замороженной рыбы. Сержант-инструктор, Его Солдафонское Величество собственной персоной, прошествовал дальше, с упорством помешанного оглашая воздух отрывистым лаем — командой, воплотившей наивысшую степень кретинизма: «Делай-раз! Делай-два! Делай-раз! Делай-два!»