Царство ночи (ЛП)

Ами улыбнулась:

— Ты и тогда был красавцем.

Он тут же воспрянул духом, а мальчишка, живший в его воспоминаниях, встрепенулся и радостно завопил: «Она считает меня красавчиком! Думает, я красавец!»

«Ну я попал».

— Спагетти готовы.

Маркус вышел на кухню.

Ами последовала за ним. Пока он сливал воду и выключал плиту, она достала две тарелки из верхнего шкафчика и вместе с ними подошла к Маркусу. И в этот миг в ее животе громко заурчало.

Они улыбнулись.

— Как приятно пахнет, — похвалила Ами.

Маркус положил ей столько же, сколько себе. Сражения с вампирами сжигают ужасно много калорий и жиров. И нет ничего плохого в здоровом аппетите. Ами не уступала Саре, которая даже в свои человеческие деньки могла умять такую же порцию, как Роланд и Маркус.

Он задумался, нет ли у Ами других аппетитов, присущих воинам, но тут же выругался. Мысли явно зарулили не туда…

Ами отнесла обе тарелки политых ароматным соусом макарон в столовую. Маркус захватил приборы, два стакана и графин с зеленым чаем.

Следующие несколько минут они смаковали пищу.

С Ами даже молчать было приятно.

— Значит, ты никогда не встречался с другой и не испытывал похожих чувств? — спросила она, когда первый голод был утолен.

«До тебя». Маркус постарался отогнать эту пугающую мысль.

— Ты же был так молод.

— У меня были женщины. — Он глотнул чаю. — Приятельницы, с которыми я встречался, когда одиночество становилось невыносимым.

— Ты их не любил?

Маркус покачал головой:

— К некоторым я испытывал нежность, но при этом пустота не заполнялась. Это как ненавидеть здоровую пищу, но вместо мороженого поедать морковь.

Ами кивнула, не отрывая глаз от тарелки.

— Я любил Бет до самой ее смерти от старости. И ни одна женщина не вызвала во мне таких чувств в последующие десятилетия. Я потерял надежду и просто терпеливо ждал новой встречи с Бет в тот век, когда она родилась.

— И восемь лет назад она перенеслась в прошлое?

— Да.

— И не вернется?

— Нет.

— Ты по ней скучаешь?

— Я по ним всем скучаю. — Маркус оглянулся через плечо на портрет над камином в гостиной. На нем были изображены Роберт, Бетани, их четверо детей и сам Маркус в возрасте двадцати лет. — Бет, Роберт, их дети, внуки. Я скучаю по ним, они были моей семьей.

— Но по ней больше всего, — продолжала допытываться Ами.

Он взглянул на ее симпатичную мордашку, чуть влажные волосы, как обычно рассыпавшиеся в огненном беспорядке.

— Да, так и было.

Она долго смотрела на него, а потом опять опустила глаза на тарелку.

Маркус продолжил есть, размышляя, поняла ли она. По ней никогда точно не скажешь. Молчание может означать как понимание и вежливый отказ от совсем не завуалированного намека, так и полную несознанку. Ее радость от того, что большинство взрослых видит постоянно и вскоре перестает замечать, не единственное проявление почти детской наивности. Иногда Ами воспринимала что-то буквально, не разбираясь в разговорных выражениях.

Возможно, английский ей не родной. И хотя акцента Маркус не заметил, кое-что ставило ее в тупик, как бессмертных и аколитов, прибывших в Америку из других стран. Он и сам совершал те же ошибки, когда учил новые языки.

В доме вновь воцарилось молчание.

Ами помогла убрать со стола, после чего Маркус настоял, чтобы она отдохнула. Пока он не увидел симптомов сильной кровопотери: ни учащенного сердцебиения, не считая реакции на поцелуй (и раз уж и его сердце колотилось как бешеное, он решил не считать это плохим знаком), ни головокружения или слабости. На коже не выступил пот. Ами вела себя обычно, разве что была немного бледна.

А еще тиха и задумчива, потому Маркус ожидал, что она уйдет, пока он моет посуду. Однако она принесла на кухню стул и уселась, чтобы составить ему компанию. Приятно, радостно, волнительно…

— Опоссум убежал.

И секунду спустя у черного входа раздалось жалостливое «мяу».

Ами встала и пошла открывать дверь:

— Проныра ждал, пока зверь уйдет.

— Он в жизни не признается в своей боязни опоссумов.

Ее счастливый смех наполнил душу Маркуса теплом и вызвал очередную неконтролируемую улыбку.

Проныра прошагал на кухню, что-то мурча по-кошачьи, словно учитель в мультиках про Чарли Брауна. Царапины, полученные бешеным кошаком еще до переезда сюда Ами, уже исцелились, остались лишь розовые полоски и кое-где проплешины в меху, которые зарастут не так скоро, если вообще зарастут.

Пока Ами запирала дверь, Проныра терся о ноги Маркуса, а стоило ей сесть, запрыгнул к ней на колени и прижался к груди.

Везучий ублюдок.

По дому разнеслось громогласное мурлыканье. Маркус мыл посуду и болтал с Ами на разные темы, обсуждая последние мировые новости.

И она все это время с несколько отсутствующим видом гладила Проныру.

Закончив с тарелками, Маркус открыл кошачьи консервы со вкусом лосося и положил в миску. Кот тут же принялся уминать лакомство. Маркус снял этикетку, вымыл банку и бросил ее в специальное ведро на переработку, стоявшее под раковиной.

— Какая длинная ночь. Пора поспать, — сказал он, сполоснув руки и вытерев их полотенцем.

Ами встала:

— Ладно.