Царство. Пророчество

– Я думаю, здесь можно заночевать, – сказал Франциск, глядя на маленький, ухоженный дом. Его покинули в спешке. В кладовой все еще был хлеб. По кухне были разбросаны тарелки со следами заплесневевшей еды. У кровати стояла пара разбитых ботинок, будто их кто-то только что снял.

– Наверное, они ушли, когда услышали о чуме, – сказала Лола. Она оглядывалась, укачивая беспокойного ребенка. Вечерело, а он все плакал и плакал, и Франциску пришлось предложить ей варианты: ехать всю ночь или остановиться, найти убежище, хотя это и сильно отложит их возвращение.

Лола, как и он, желала вернуться во дворец, но она боялась ехать через лес после заката солнца. Франциск рассказал ей про язычников, ищущих невинных жертв. Сложно незаметно проехать с плачущим ребенком. Кроме того, она видела, что Франциск измотан. Да и сама она устала. Ребенка нужно было покормить, и она чувствовала, что он лучше уснет в помещении, в тепле и сухости в свою вторую ночь в этом мире.

Хотя Лола почти не признавалась в этом себе, но была еще одна причина. Как бы она ни хотела оказаться дома в безопасности, но она знала, что как только они приедут, придет конец всему. Они вернутся к своим ролям при дворе. Он – муж Марии. Она – друг Марии. Придется подавить все свои чувства к нему, заставить их исчезнуть.

Лола хотела еще ночь, чтобы можно было притвориться, что в этом месте, в этом доме они могут быть семьей. Она знала, что это неправильно, но ей нужно было всего лишь несколько часов, пока не начнется реальная жизнь.

– Замечательно, – сказала Лола, оглядываясь. В доме была маленькая спальня, почти чистая, это казалось чудом, после целого дня в дороге. Ребенок хныкнул, и Лола знала, что через несколько минут это превратится в полноценный плач.

– Я покормлю его, – сказала она и прошла в заднюю комнату, держась за стену для равновесия.

– Я зажгу огонь, – сказал Франциск, выходя.

Через полчаса Лола почувствовала себя заново рожденной. Она помылась водой из колодца и позаимствовала платье из шкафа в задней комнате. Оно явно принадлежало кому-то пониже и покрупнее, но она была благодарна уже за то, что оно чистое.

Малыш спал. Она покормила его и поменяла грязные пеленки, в этот раз смастерив их из старой рубашки. Она закутала его в шаль, прикрыв головку, чтобы тот не замерз.

Огонь уже горел, когда она вернулась в гостиную. На столе ее ждал скромный ужин из хлеба и сыра.

– Мне нравится твое платье, – сказал Франциск, улыбаясь.

– Немного нелепое, – рассмеялась Лола. Она оглядела свой наряд. Оно было не только коротким, но и ужасно старомодным. Широкие рукава собирались на запястьях, и по всей длине высокого воротника шли пуговки. Даже ее ханжи-тетушки такое бы не надели.

– Ну, думаю, ты можешь положить начало новой моде при дворе, – Франциск отодвинул для нее стул. Он взял ее за руку, помогая присесть. – Погоди, вот увидят они тебя, когда мы вернемся.

Это была шутка, но слова повисли в воздухе. Он продолжал улыбаться, несмотря на усталость. Упоминание дворца навело на мысли, что все между ними изменится. Исчезнет легкость в общении. Они не смогут остановиться в коридоре и заговорить друг с другом, и им нельзя будет остаться в комнате наедине. То, что было сейчас, – украденное мгновение, и ничего больше.

– Ну, посмотрим, насколько распространится мое модное влияние, – сказала Лола, наконец, прервав тишину. Она пыталась улыбнуться, но ее лицо было неестественно статичным. Она потянулась за хлебом и сыром, испытывая облегчение от того, что можно было сосредоточиться на чем-то еще.

– Можно я подержу его? – спросил Франциск, кивая на ребенка на ее руках.

– Конечно, – сказала Лола и протянула ему ребенка. – Умираю от голода.

Франциск смотрел на лицо спящего сына. Малыш зевнул и на мгновение открыл голубые глаза. Он помахал своим крошечным кулачком, прежде чем снова уснул.

– С ним все хорошо, – сказал Франциск, отвечая на взволнованный взгляд Лолы. – С маленьким Реджинальдом все в порядке…

– Мы не назовем его Реджинальд, – усмехнулась Лола, потянувшись за еще одним куском хлеба. – Ты с ума сошел?

– Тогда, может, античное имя? – спросил Франциск веселым тоном. – Что-то вроде Ахиллеса или Агамемнона.

– Прекрати. Ты, должно быть, шутишь. Агамемнон?

– А как насчет Зевса? Геркулеса?

– Даже и не начинай, – ее зеленые глаза ярко блестели. Огонь отбрасывал красивые тени на ее лицо. Ему было тяжело не смотреть на ее полные губы, скулы.

– И почему это? – Франциск укачивал ребенка. Он и не помнил, когда последний раз так смеялся. Это было так давно. – Сын мой, если тебе нравится имя Геркулес, не просыпайся.

Он с минуту смотрел на спящего ребенка, затем на Лолу:

– Вот видишь? У него есть имя.

Лола хихикнула, но затем помрачнела. Она смотрела мимо Франциска на огонь.

– Что такое? – спросил он.

Лола протянула руку и нежно погладила головку малыша.

– Не перестаю думать, – сказала она. – Что, если бы мой брат не был таким заядлым игроком…

Франциск знал, что она имела в виду.

– А если бы тогда я не был в Париже? – продолжил он ее мысль.