Царство страха

Грядущее фашистское полицейское государство никому не покажется фунтом изюма, и меньше всего - людям типа меня, которые не испытывают ничего, кроме презрения к трусливым любителям облизывать флаг по поводу и без, которые будут рады отдать навязшую им в зубах свободу, что­бы жить со своей порцией жратвы в опутавшей всю страну паутине лжи и «свободы от страха».

Хо-хо-хо. Тут, давайте, остановимся подробнее. Свобода - устаревшее понятие в этой стране, вчерашний день. Вышла, вишь, из моды. Единственная свобода, на которую мы можем претендовать сегодня - это свобода от Идиотизма. Остальное неважно.

* * *

Моя жизнь - полная противоположность буржуазному покою и безопасности, я горжусь этим, и мой сын гордится этим, и мне этого вполне достаточно. Я собираюсь продолжать в том же духе, не сбрасывая оборотов; но я никогда не порекомендовал бы то же самое остальным. Это было бы жестоко, безответственно и неправильно, совсем не в моем духе, короче.

Уупс, все, ребята. Время вышло. Извините. Счастливо.

                                                                                                                                                                                                        ХСТ

P.S. «Разница между почти верным словом и правильным словом - как между светлячком и молнией».

                                                                                                                                                                                              Марк Твен

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КОГДА БЫТИЕ СТАНОВИТСЯ СТРАННЫМ, СТРАННОСТЬ СТАНОВИТСЯ СИСТЕМОЙ

Нет никаких шуток.

Правда - самая смешная шутка на свете. Мохаммед Али.

Почтовый ящик: Луисвилль, лето 1946 года

Я рос в приличной семье и, как все мои друзья, искренне полагал: полицейские - наши друзья и защитники. Человек с полицейским значком служил для нас символом непрелож­ного авторитета. Никто и не пытался спросить: почему, соб­ственно? Это же один из тех неуместных вопросов, которые лучше оставить при себе. Его мог задать лишь Подозревае­мый в черт знает чем или, что еще того хуже, тот, кто давно уже сидит за решеткой. Так что спорить тут особо не прихо­дилось.

Мое первое столкновение с ФБР произошло, когда мне исполнилось 9 лет. Двое агентов с мрачными рожами явились к нам домой и до оторопи напугали родителей, заявив, что я являюсь «главным подозреваемым» в деле о вышвыривании ящика Федеральной Почты под колеса мчащегося на полной скорости автобуса. Это ни что иное, как Государственное Преступление, твердили они, оно влечет за собой тюремное заключение сроком на пять лет.

- Нет, нет! - взвыла тогда моя матушка. - Только не в тюрьму! Это безумие! Он же всего лишь ребенок, он не знал, что делал.

-     Предупреждение совершенно ясно напечатано на ящике, - сказал агент в сером костюме. - Он достаточно взрослый, что­бы уметь читать.

-     Совершенно необязательно, - резко возразил мой отец, - откуда вы знаете, что он не слепой или не слабоумный?

-     Ты слабоумный, сынок? - спросил меня агент. - Или ты слепой? Может ты только притворялся, что читал газету? - он указал на Louisville CourierJournal, валявшийся на кровати.

-      Только спортивную страницу, - объяснил я ему. - Ос­тальное читать невозможно.

-     Ну, вот видите, - сказал отец. - Я же говорил, что он сла­боумный.

-     Незнание законов не освобождает от ответственности, - парировал агент, щеголявший в коричневом костюме. - Порча имущества почты Соединенных Штатов - это преступление, попадающее под действие уголовного кодекса. Почтовому ящику нанесен серьезный ущерб.

Почтовые ящики, помнится, были здоровенными. Тяже­лые железные сейфы, крашенные в зеленый цвет, они выси­лись как верстовые камни римлян на обочинах дороги. Их очень редко передвигали, если такое вообще когда-то случа­лось. Я вырос достаточно, чтобы самостоятельно дотянуться до щели для писем, но едва ли мне было под силу повалить эти ублюдочные ящики прямо под автобус. Понятно, что в оди­ночку я никак не мог провернуть это грязное злодейство, и именно поэтому они и приперлись: чистосердечное призна­ние, а также имена и адреса. Они уже знали, что я виновен, по­скольку остальные подозреваемые меня уже застучали. Отец схватился за голову, и я увидел, что мама заплакала.

Конечно, я это сделал, и не без посторонней помощи. Опе­рация была тщательно спланирована и продумана со всей взвешенностью и предусмотрительностью, на которую только способны умненькие девятилетние мальчики, располагающие массой свободного времени и неутоленной жаждой мести. Мстить мы собирались тупому и наглому водителю, который захлопывал двери, едва завидев нас на близлежащем холме, так что приходилось слезно умолять его открыть их нам... Он работал недавно, должно быть, взяли какого-то дебила на за­мену обычному водителю - доброму и отзывчивому, у которо­го всегда находилось несколько секунд, чтобы дождаться де­тей, спешащих в школу. Все окрестные ребята считали, что но­вый водитель - свинья и садист, заслуживающий примерного наказания. Мы, учащиеся Хоукс, выполняли свой долг, а не за­нимались пустым баловством.