– Ты, сраный пидор! – прокричал мне хорошо одетый мужчина, проезжая мимо. – Сожри дерьмо и сдохни!
Он поднял стекло и умчался дальше. Остальные водители, посообразительней, быстро разобрались, в чем дело, и бесстрастно объезжали меня, будто кучу строительного мусора, предоставив нам в полном покое рассматривать прекрасную незнакомку. Вот что называется хорошая карма, я так прямо и сказал Марии. Приятное тепло так и разливалось по моему телу.
– Козел ты, – ответила она. – Двигайся уже с места! Она уходит. Переходит Бродвей, все быстрее и быстрее, бежит практически. Боже, Боже, ну и спина!
– Не переживай, – сказал я, наклонившись, чтобы обнять ее покрепче. – Проклятие, крошка, ты чего же это хочешь от этой красотки?
–
Разумеется. Это случилось в среду, прямо перед закатом. Солнце все еще ярко сияло, по заливу гуляли невысокие волны. Мы по милости небес оказались свободны от встреч, ранее достигнутых договоренностей и профессиональных обязанностей. Впереди расстилалось время, подобное нетронутому холсту. Carpe diem.
Инцидент с Голдстейном развивался очень быстро, в серый апрельский полдень, всего за несколько дней до начала процесса, и все случилось совершенно внезапно, как раз когда мы ленчевали на Пирсе 23. До этого мы спокойно перенесли истерию, сопровождавшую «мировую премьеру» «Точки Графенберга», – в самом деле, ничего страшного не произошло. Никаких тебе скандалов, никаких арестов, ни личных трагедий, ни профессиональных. Пару раз я потерял терпение на публике, пару раз нагрубил местной прессе, но это же такая ерунда. Это не моя работа – нравиться всем и каждому. Моя работа – это работа Ночного Менеджера в самом одиозном порнокинотеатре Америки, и моя обязанность – проследить, чтобы он продолжал работать. Возможно, кому-то обязанности, которые я взял на себя, покажутся странными, но я их все-таки взял, и теперь их надо выполнять, а иначе как бы нам всем не оказаться в тюрьме.
Братья Митчеллы, без сомнения, отправились бы туда прямиком, кинотеатр опечатали бы и распродали бы все оборудование, чтобы рассчитаться со штрафами и оплатить судебные издержки. Адвокаты нарисовали нам безрадостную картину, полную тотального позора и отчаяния, включающую, помимо прочего, увольнение всех сотрудников, не исключая и меня. Нас прижали к стене, утверждали они; Мэр Дайана Файнштейн, теперь сенатор, разъярилась не на шутку и не собиралась идти на компромисс. Она предпринимала попытки закрыть «О’Фаррелл» все десять лет, что крутилась в политике, и теперь наконец все, начиная с Эда Миза и Бога и заканчивая «Вооруженными Феминистками» с президентом США, встали на ее сторону. Дело швах, говорили нам. Больше никаких танцев-обжиманцев в Сан-Франциско, и даже думать нечего об автобусах, набитых японцами под завязку.
Примерно в это время, за неделю где-то до суда, Эл Голдстейн приехал в город на просмотр фильма, организованный специально для него. Время выбрал он не самое лучшее, но тут уж ничего не поделаешь. Эл – один из тех немногих людей в секс-бизнесе, чей авторитет не вызывает сомнений ни у кого. Он – издатель «Screw», кинокритик «Penthouse» и, возможно, единственный человек в Америке, чье слово может решить судьбу порнофильма. «Penthouse» продается тиражом в 4 миллиона экземпляров каждый месяц, $2,95 за номер, а видеокассета с фильмом для взрослых обычно оценивалась в $69,95.
Чистая прибыль при продаже оптом составляет примерно половину этой суммы, то есть $3,5 миллиона с первых 100 000 копий в первый год, а это не такой уж великий тираж, особенно если удалось добиться одобрения «Screw», «Penthouse» и Эла Голдстейна лично. Так что если всего один процент читателей «Penthouse» купит видеокассету, которую ему горячо рекомендует любимый журнал, прибыль от продажи такой кассеты составит $1,5 миллиона, и это не учитывая доходы от проката. Прибыль от торговли в розницу может быть в два раза больше, и это – при общих затратах 100 000 долларов или около того на производство и еще такой же суммы на раскрутку.
Не так уж и плохо для фильма, который без проблем могли бы снять три бармена откуда-нибудь из Сент-Луиса, запершись со своими подружками в любом из придорожных мотелей вдоль реки Мемфис. Никакого таланта не требовалось, а появляться в голом виде перед камерой становилось все более и более респектабельным занятием. Граница между Джоан Коллинз и Мэрилин Чэмберс окончательно размылась. Уже никто не мог объяснить на улице, в чем разница между Джейн Фондой в трико и Ванессой Уильямс в цепях.