Царство свиней

Когда всему городу было объявлено, что Барон умер в тюрьме, многие не поверили. Барон был отчаянным авантюристом и являл собой фигуру совершенно фантастическую. Он был героем значительной части местного фольклора, и в историях, которые про него складывали и рассказывали, он то и дело умирал и воскресал. Истории эти рассказывали еще тогда, когда Барон собственной персоной вышагивал по улицам города при свете дня. В общем, какое-то извещение о смерти никого не поразило. Все знали, что письмо было поддельным, и это тоже никого не поражало. Жеанну не упрекали: в ее положение можно было войти. Барона в городе любили не многим больше, чем Гробаста, но, если бы он вернулся, посмотреть на выдворение Гробаста собралась бы целая толпа.

Единственным человеком в городе, который действительно ждал возвращения Барона, был его единственный сын Орсон. Каждый день, проведенный без отца, он рисовал на стене в своей комнате свиное рыло и перечеркивал его. Потом стены закончились, и Орсон забросил это занятие. Но ненависть к Гробасту не переставала в нем расти с каждым днем.

Про Барона говорили, что он убил людей больше, чем свиней. Его недобрая слава и всеобщее безразличие ко всему на свете привели к тому, что никто и никогда не пытался выдвигать Барону обвинений. До тех пор, пока на арене не появился Гробаст.

Барона осудили за убийство первой жены Гробаста. (Хотя Орсон прекрасно понимал, что Гробаст сам свою жену и закатал в ковер да сбросил в реку потихонечку.)

Подкупив дюжину людей и задействовав представителей власти из других округов, Гробаст добился своего: Барона признали виновным и услали куда подальше. Для Осколопья это было что-то неслыханное.

Тюрьма в Осколопье была. Туда приходили те, кому хотелось перекинуться в картишки и посудачить. Стоит признать, что публика там была не слишком пышно разодетая. Но никто не мог припомнить случая, чтобы старина Брус, тюремщик, мешал кому-нибудь покинуть здание с зарешеченными окнами. Были, напротив, известны случаи, когда Брус пытался выставлять пьяниц и забулдыг без постоянного места жительства, которые чаяли обрести дом на тюремных нарах или попросту заходили на обед отведать дармовых щей.

Единственным в тюрьме охранником, вооруженным до зубов, был сторожевой пес Сруб, отличавшийся дружелюбным нравом и любовью к солнечным ваннам.

Гробаст позаботился о том, чтобы услать Барона подальше, туда, где бы его держали под семью замками.

Со времени подделки извещения о смерти Барона прошло лет двадцать, и в воображении своих сограждан он совершенно превратился в мифического героя.

Орсон ненавидел Гробаста и ненавидел его сыночка Бордо. У Бордо были бесцветные волосы, маленький нос и длинные руки. Он ходил по свинарнику, как тощая горилла, и пересчитывал поросят. Больше он ни на что не годился. Орсон говорил: «Неудивительно, что малец тронулся умом. Ведь его собственный папаша у него на глазах пришил его мать».

Наверное, не стоит упрекать Орсона за то, что он вырос таким злым. У него были причины не любить отчима, Бордо и всех прочих.

В мире было трое людей, которые вызывали у Орсона трепетную любовь. Во-первых, его отец. Барон был кумиром и героем для своего сына. Отважный, сильный, великодушный. Орсон плохо его помнил (по правде, Барон не много времени проводил с маленьким сыном), но воображение мальчика и слухи дорисовали все необходимые штрихи в героическом образе.

Во-вторых, Омма. Омма работала на ферме, когда Орсон был маленьким, и приглядывала за ним. Потом она куда-то делась, но воспоминания о ней Орсон лелеял и по сей день. У нее были мягкие руки, от них пахло лавандой и медом. Омма всегда улыбалась доброй и несколько озорной улыбкой. Рот был единственной частью лица Оммы, которую Орсон хорошо помнил, потому что он всегда смотрел на Омму снизу вверх и, кроме рта, больше ничего не видел.

Омма была единственным человеком в мире, проявлявшим к Орсону ласку. В его представлении она была совершенной женщиной. А так как воспоминания об Омме заканчивались в раннем детстве Орсона, хорошая женщина в его понимании должна была быть очень крупной и высокой, чтобы не сказать высоченной.

Наконец, третьим человеком, которому было отведено особое место в сердце Орсона, был Ландо, мальчик из церкви Святого Сибеллиуса. С раннего детства Ландо помогал толстяку священнику Полару с церковными делами: подметал, стряхивал пыль с подсвечников и икон, заменял свечи и раскуривал ладан.

Для любого жителя Осколопья Ландо был неотъемлемой частью церкви и религиозной жизни вообще. Кроткий и смиренный Ландо всем внушал благоговение. Он был похож на святого, сошедшего с иконы. Его безмятежный взор излучал благодать.

Орсон нечасто ходил в церковь. Но когда он туда приходил, он вел себя так, как подобает вести себя в церкви, а не так, как обычно ведут себя сыновья свинопасов. Исключительно уважение к Ландо заставляло Орсона испытывать, входя в дом Господа, смирение перед великим. И ходил Орсон в церковь именно для того, чтобы пережить очищение и смиренную безмятежность, которые внушало ему присутствие Ландо.