Все-таки война — великий учитель. Рота стреляла выдержанно, дружно. Заговорил пулемет. Какое-то время цепь еще шла, но вот упал один солдат, затем — другой, и живые стали один за другим залегать в грязь. Ответная стрельба не принесла никакого результата. Зато постепенно подходила вторая цепь. Стреляя на ходу, подбадривая себя этими выстрелами. Вновь заговорил пулемет, и настильный огонь пришелся как раз по наступающим.
Когда залегла и вторая цепь, вновь заговорила польская артиллерия. И опять гранаты стали усиленно терзать холмистую гряду. Разумеется, с прежним результатом.
Так повторялось три раза. Цепи отрывались от земли, нарывались на огонь, несли потери, залегали обратно, и начинали говорить польские пушки. Только огонь артиллерии был пожиже, и стреляли они с завидным упорством не туда. Видно, единственная батарея бригады смогла нанести противнику какой-то урон, а что до выбранной цели, то корректировщики никак не могли заметить на фоне слепящего солнца, где находятся настоящие позиции. И все громили места, где никого не было.
Пару раз заедал пулемет, однако пулеметчики быстро исправляли задержки, и «максим» вновь подключался в дело избиения атакующих. И последние не выдержали, стали перебежками откатываться назад. И пройти осталось мало, и последние сотни метров вдруг показались настолько опасными, что духа преодолеть их уже не хватило.
Отход тоже не был легким. Солдаты вошли в раж, стреляли вслед, только огонь уже велся не залпами, а сугубо индивидуально. В зависимости от темперамента и возможностей каждого.
— Прекратить стрельбу! — Чижевский постоянно помнил о боеприпасах.
Сейчас противник отходит, только день впереди еще длинный, а первая атака — не последняя. По сторонам до сих пор грохочет, и если слева цепи залегли и тоже начинают отступать, то справа сближение с позициями продолжается. Главное же — между ротами промежуток, не очень поможешь. Да и окопы расположены без учета флангового обхода. Почва пока не та, чтобы много копать.
Вражеские артиллеристы разок ударили по соседям справа, но затем решили не рисковать, вдруг накроешь своих, и опять перенесли огонь на роту Чижевского. По счастью, опять с прежним прицелом. Только долго ли они будут лупить мимо? Рано или поздно должны понять и нащупать цель, а вот тогда…
Подумал — и как сглазил. Несколько разрывов вспухли прямо за окопами, затем один из снарядов попал, и лишь непонятно, зацепило кого или нет?
Дальше взрывы следовали один за другим. Разок Чижевского осыпало грязью, а в голове возник звон. К счастью, контузия если и была, то совсем легкая. Лишь небольшая тошнота да шум в ушах.
И тут же все стихло. Правофланговая рота отходила, не решаясь ударить в штыки, и ее отход менял ситуацию на всем фронте батальона.
— Доложить о потерях!
Сам же лихорадочно думал, что предпринять? Ударить по полякам с фланга? Но удастся ли сблизиться? Грязь из союзника превратилась во врага. Да и сил для штыковой маловато. Кого-то положат по дороге, а хватит ли запала, когда даже сейчас на одного своего солдата человек шесть вражеских? И отходившие уже заметили успех соседей, вновь двинулись в атаку.
— Трое убито, четверо ранено. Двое тяжело, двое — так.
— Раненых забрать! Отходим! Только скрытно! Никому не высовываться, на открытые места не лезть. Иначе всех здесь положат! Мельчугов, Тертков, ведите людей!
Пока все проскочат извилистым и узким ходом! По-любому требуется немного задержать противника, сделать вид, что позиция еще не сдана, охладить пыл гонористого неприятеля.
— Кто со мной? — Взгляд на пулеметчиков.
— Я!
— Я!
Вызвались двое, Васильев и Дехтерев. Нормальные солдаты, с такими можно и попробовать угостить поляков напоследок.
— Товарищ капитан! Давайте лучше я! — Мельчугов просительно посмотрел на ротного.
— Приказ слышал? Выполнять! — Настоящий офицер должен всегда чувствовать ответственность за вверенных ему людей. — Давай быстрее! Время дорого. Мы за вами минут через пять.
Припал к пулемету, поправил целик и парой очередей охладил пыл накатывающихся с фронта. Затем развернул ствол и настильным огнем угостил с фланга тех, кто уже был перед окопами соседей. Лента вылетела, пришлось повернуться к солдатам.
— Ну!
Васильев торопливо протянул коробку. Капитан машинально отметил: в запасе есть еще одна, и это радовало. Теперь главное, чтобы задержек не было. Не ко времени они сейчас.
Угу. На третьей очереди ленту перекосило, и пулеметчики стали торопливо выпрямлять ее. А вражеская цепь все приближалась. В итоге пришлось стрелять едва не в упор. Чижевский видел, как падают под огнем фигурки, остальные не выдерживают, залегают сами, пока их тоже не уложил свинец навсегда. Зато справа противник уже добежал до оставленных окопов, а угла поворота не хватало для прицельной стрельбы.
Что-то сильно стукнуло о щиток. Дехтерев вдруг повалился навзничь без звука.
— Посмотри, что с ним!
— Убит! — Почему-то в бою всех тянет общаться исключительно криком.
— Мать, — пробормотал Чижевский. Никаких эмоций, кроме здоровой злости.
Пулемет жадно проглотил остатки ленты.
— Уходим!