Царство Тени

— Вы пытаетесь выторговать это у меня, как будто это ещё один контракт между купцами. Но это нечто большее.

Тамлин выглядел пристыженным.

— Я знаю, принц. Это не легкомысленная просьба. Я знаю, что это — большее.

Ривален посмотрел на Тамлина, кивнул, и вокруг него закружились тени. Он хорошо сделал свою работу.

— Поймите, Тамлин, что превращение в шейда — это не просто трансформация тела. Вы перестанете быть человеком. Вы будете жить в одиночестве, а единственным вашим спутником станет история. Умрёт ваша семья, умрут друзья, даже эльфы умрут, а вы будете жить дальше. Всё разрушится, а вы будете существовать. Представьте себе, как мир медленно подходит к своему концу, к неизбежному согласно учению Шар концу. Вы станете свидетелем конца. Никакого покоя могилы вас не ждёт. Возможно, это кажется привлекательным, но уверяю — это в одинаковой степени и дар, и бремя.

— Это бремя, которое я готов нести. Я уже одинок.

— Хорошо, — отозвался Ривален. Он ткнул пальцем, и разряд магической энергии уничтожил поверженного чёрного короля, расположившегося рядом с Бурей Теней. — Но сначала главное.

* * *

Кессон Рел стоял на одном из каменных балконов, что выступали из его башни. Он целиком переместил башню из Сумеречной Чаши на Торил. Она парила над опалёнными, блеклыми руинами Ордулина подобно обвиняющему персту, подобно чёрному кинжалу, вонзившемуся в сердце города. В воздухе висела вонь ордулинских мертвецов, густая, как мрак.

Насколько хватало глаз, в небесах тянулись простирающиеся полотном ночи чёрные тучи, уничтожая солнце, уничтожая жизнь.

Вдалеке темноту пронзали зазубренные стрелы зеленоватых молний, каждая молния — побочный продукт энергии, которую Буря набирала по мере поглощения Торила, каждая — узел, по которому энергия текла обратно в башню Кессона, сотнями цепей прикованную к небу неиссякающим потоком сверкающих разрядов. Башня преобразовывала накопленную энергию, направляя её в Ордулин, в точку внизу. Там в реальность Торила пустило корни маленькое чёрное семя. Из его пустоты вырастет разрушение мира.

Кессон прикоснулся к святому символу, изображённому на своей мантии, к чёрному диску Шар, и улыбнулся.

Живые тени кишели в воздухе под башней, крутились и порхали, как стая летучих мышей, их глаза были похожи на угли. Во мраке маршировали полки теневых великанов. И на внешних границах бури рыскали ещё более тёмные создания. Кессон чувствовал каждую жизнь в расползающейся тьме, от мыши до человека, и каждая по очереди угасала.

Он смаковал вкус разрушения, купался в горьком запахе смерти. Много времени прошло с тех пор, как он наслаждался этим в таких масштабах. Кессон Рел уничтожил Элгрин Фау давным-давно, но свой мир убил не до конца. Его постепенная гибель продолжалась и сейчас, спустя тысячи лет. Он по-прежнему не мог вернуться, чтобы закончить начатое. Он подвёл Шар тогда, и неудача погрузила его в безумие. Богиня заточила его в Сумеречной Чаше в наказание за провал, и лишь сейчас позволила ему прийти на Фаэрун.

Он больше не подведёт её. И его искупление станет концом Торила.

* * *

Ривален ушёл, и Тамлин расхаживал по коридорам и залам дворца. Его разум и тело горели от предвкушения трансформации.

Ноги понесли его наверх, пока он не оказался на самом высоком балконе северо-западной башни. В эти дни он часто уходил на балкон, когда хотел остаться один, наедине со своими мыслями, и сбежать от бремени правителя.

Бодрящий ветер приносил с собой запах рыбы из гавани и трепал флажки на башне над Тамлином. С высоты ему открывался вид на панораму города, на Селгонтский залив, на парящую громаду Саккорса. С такого расстояния Селгонт и гавань казались неподвижными, тихими, как картина, сквозь призму отдалённости терялась вся суета.

Перед ним простирался лес охотничьих угодий хулорна, ограждённое стенами скопление зелени, на смену которому дальше приходили шпили, купола и башни Храмовой улицы. Она была тихой, практически вымершей. В милиловой Башне Песни не звенели колокола, отмечая часы, не танцевало пламя в жаровнях в галереях обители Сьюн Огненновласой. На шпилях Дворца Священных Праздников не колыхались знамёна. Двери храмов по всей улице были заперты, их жрецы и жрицы находились под арестом или сбежали. Окна были тёмными, скамьи пустовали. Лишь двери храма Шар были распахнуты, лишь там горели сиюящие сферы, и жрица Шадовар Вэрианс Маттик руководила вознесением молитв госпоже. Тамлин представил, что может слышать доносящиеся оттуда слова Тринадцати истин. Он прикоснулся к своему священному символу и прошептал их на ветер.