Еще более печальное чувство вызывают мертвые иранские горы, которым знают цену одни лишь каменотесы. Многие персы не знают - что там? Есть ли за этими горами другая земля, или может быть "там" конец всего земного?
Ко всей этой бедности персидской природы, следует прибавить бедность персидских крестьян, все еще живущих в средневековьи; так же, как и в старину, людей здесь кормят верблюды, ослы, овцы и козы. {134}
Коммунисты возлагали большие надежды на то, что нищета и бедность помогут им овладеть страной. Они открыто признавались, что Иран могут взять голыми руками. Для них не было никаких сомнений, что все нищие, бродяги, паралитики, калеки и слепцы побегут навстречу портретам Ленина и Сталина. Но все произошло наоборот. Чувство страха, связанное у всех с понятием о коммунистах, охватило персов, когда стало известно, что советские войска перешли персидскую границу. Нельзя было понять, чего больше боялись персы: бомб, падавших на их тихую, уснувшую землю, или людей, бросавших эти бомбы. Было жалко смотреть на кричавших среди улицы персов: "мордем!", что значит: "я уже умер!". По всем дорогам, по тропинкам хоженным и нехоженным, можно было встретить толпы бедняков, уносивших от коммунистов свои кастрюльки, самовары и ковры. Пастухи угоняли стада в горы, потому что никто не хотел променять своих баранов на социализм.
Вместе с персами, во второй раз, бежал тогда и я от большевиков из северного Ирана в южный, оккупированный союзными войсками. По пути я зашел проститься с моим персидским другом, каменотесом-философом, Хаджи-Ага, который всегда помогал мне добрым советом.
Старый, как черепаха, он сидел свернувшись на коврике перед бассейном и, перебирая четки, пил чай и курил трубку.
- Хаджи-Ага! - сказал я с тревогой. - Почему вы так спокойны, когда всг охвачено паникой, как пожаром? {135}
Он усмехнулся, потом не спеша допил свой чай, докурил трубку, и медленно произнося слова, сказал:
- Дорогой друг мой. Разве Бог не везде с нами? Никогда не надо терять спокойствие. Поверьте мне, Бог сильнее большевиков!
___
- Чего хотят от нас эти люди в кепках? Почему они мешают нам жить? жаловались повсюду персы, когда большевики устраивали беспорядки, вооружали одну провинцию против другой, призывали рабочих не работать, крестьян не сеять, пастухов не пасти овец. В это же время, советский посол дал знать иранскому премьеру, что в Тегеран едет договариваться о нефтяной концессии заместитель министра иностранных дел, Кафтарадзе. Ни у кого это событие не вызвало радости. Но иранский премьер обещал содействовать его миссии. Эту форму вежливости большевики приняли за согласие. Кафтарадзе прилетел отбирать у персов нефть. Теперь, каждый произносил здесь имя этого советского сановника, как ругательное слово. Никто не сомневался, что речь идет не о нефтяной концессии, а о широком плане советского завоевания Ирана. Персы справедливо негодовали, потому что считали себя союзниками победителей, а не побежденными, и не могли понять, за что требуют у них большевики такую непосильную контрибуцию? Иранский премьер объяснил зарвавшемуся послу, что преждевременно говорить о концессии, пока в Иране стоят советские оккупационные войска. {136}
Тогда все торговцы апельсинами и подозрительные люди в кепках, проникшие в Иран без паспортов и виз, устроили демонстрацию протеста. Они открыто обещали зарезать премьер-министра, как барана, если он не отдаст большевикам нефть.
Уже никто не надеялся, что когда-нибудь можно будет снять военное положение, и персы примирились с этой хронической опасностью, грозившей им с севера, как примиряются с затяжной болезнью.
Между тем, Тегеран продолжал жить своей беспокойной жизнью большого азиатского города. Улицы, как всегда, были полны праздными людьми. Запах съестного попрежнему кружил голову прохожим, и трактирщики ловили голодных на "палочку" кебаба. Со всех сторон наступали на прохожих продавцы фруктами, неся на своих головах фруктовые сады. Голубые автобусы с дребезжащими кузовами гонялись за пассажирами, и часто можно было видеть среди улицы умирающего ребенка, раздавленного колесами, или сбитых с ног раненых лошадей.
В эти дни особенно бойко шла торговля на базаре. Черный склеп, закрытый навсегда от солнца, казалось шевелился от людей и ослов. Здесь можно было встретить хлам, который давно уже вышел из употребления, и рядом с ним дорогие ковры, над которыми трудились персидские дети, пока не состарились. За такой ковер можно купить дом, или стадо овец, или целое селение. Нигде еще я не видел такого изобилия серебра, выставленного рядом с битой посудой и глиняными черепками. Золотые монеты разных времен и разных стран {137} лежали грудами на простых тарелках, в глубоких нишах. Трудно было поверить, что в этих гниющих трущобах, с острым запахом разложения, лежат неисчислимые земные богатства.
Но, как только советские войска приближались к стенам Тегерана, все эти земные богатства теряли для персов всякую цену, как и сама их жизнь.