Царство железных слез

– Бегите, госпожа, к Стурмиру как можно быстрее, – проворчал он с полным ртом, понимая по вкусу, что это утка. Оторвал крылышко, обгрыз неторопливо. Заел хлебом, запил вином. – Может, успеете, пока я не закончу жаркое. Если вы знаете, что некогда я был рыцарем, то должны помнить, что я нечувствителен к угрозам и шантажу. Я оставил пояс и остроги перед воротами сбора Праотца. Я не боюсь угроз.

И вдруг женщину охватила ярость, будто в нее вселилась душа мавки. Она прыгнула к иноку, вскидывая руки, ногти блеснули, будто когти! Будь он ее невольником – наверняка порвала бы его. Но Грот не испугался, даже не отшатнулся. Схватил Венеду за запястье правой руки, сжал, придержал.

– Сядь, госпожа, – сказал он. – Не сей непокоя. Я инок, учитель, садовник Праотца, а не дворняга, которой можно приказывать. Хочешь, чтобы я уничтожил стрыгона? Зачем бы, проклятие, мне пытаться это сделать?

– Потому что ты инок божий. Ты ел плоды в саду Праотца. Твоя повинность – охранять нас от зла, которое приходит из леса. «Средь диких боров вознес я сбор ваш, – почти пропела она строфы Символа веры Ессы, – чтобы свет мой охранил вас от бесов Волоста». Ты – ученый человек, а только такой и может одолеть чудовище. В око´ле прячется немало женщин, стариков и детей. Если мы выйдем отсюда, хунгуры устроят нам резню. А если останемся, то нас пожрет стрыгон, рожденный в неправедности и тьме!

Она говорила задыхаясь: была так близко, что он на миг ощутил – или же ему только так показалось – запах ее тела. Потому он прикрыл глаза, стиснул на миг зубы, чтобы избавиться от воспоминаний, что грызли его, подобно волкам.

– Со стрыгоном – непростое дело. Не получится, как в сказках, позвать дурачка с мечом, чтобы тот убил тварь за два скойца. Жизнь – не сказка, но дорога, с которой не возвращаются. Железо, серебро или золото не убивают упыря, восставшего из могилы. Стрыгон появляется, когда кто-то совершает большое зло, он приходит как следствие этого подлого поступка. Чтобы его уничтожить, необходимо устранить источник греха, и тогда тварь уйдет, успокоенная, и вернется в замирье. Потому, – он потянулся за кубком с вином, – кто в Дзергоне совершил нечто настолько жестокое, так обидел другое существо, что оно вернулось после смерти?

– Я не отсюда. Стурмир – это мой родственник. Дал нам укрытие. Он тверд в язычестве, и если узнает правду о тебе…

– Ты весьма уверена, госпожа, что я поддаюсь шантажу. Ты слишком смела!

– Я кое-что тебе покажу. Пойдем!

Взяла его под руку и подняла с лавки. Провела инока под стену, где на постели лежал некто, завернутый в шкуры.

Грот увидал маленького мальчика – едва ли шести, может, семи весен, – он свернулся под волчьими шкурами, с прикрытыми глазами, с волосами, постриженными под горшок – на одном уровне на затылке и над ушами. Малой спал. Спокойное личико, чуть раскрытые губы, олицетворение тишины и благости. Грудь его слегка приподнималась.

– Это Якса, мой единственный сын, – сказала Венеда, наклонилась над мальчиком, поцеловала его в голову. – Мы сбежали от орд, и если мы выйдем отсюда, нас убьют хунгуры. Убьют страшно, из мести, яростно, с ненавистью. С наибольшей болью, какую только этот помет Чернобога сумеет причинить. Потому что мы – Дружичи. Мой муж, мой господин, отец Яксы, убил на Рябом поле высшего кагана. Мы – его крови и плоти. Помоги нам! Мы действительно не можем отсюда выйти. Ты не слушаешь угроз – послушай же мольбу! Смилуйся, иноче!

Грот положил руку на голову спящего мальчика и сказал:

– Хорошо бы, чтоб из праха и костей рыцарей на Рябом поле встал мститель.

– Хорошо бы, чтоб такого не случилось, – пробормотала она, – иначе не останется в мире ни одного Дружича.

И вдруг пала на колени. Буквально: на оба колена, перед Гротом, целовала его в руку, прижимала к губам, а в глазах ее он видел слезы.

Эти глаза напомнили ему кое-что. Из-за таких же он некогда принял обеты, отбрасывая прошлое, словно поношенный плащ.

Из-за таких глаз у него всегда случались неприятности.

– Ради этого мальчика… я сделаю это. Да пребудет с ним сила Ессы… как и со мной. И с тобой, сестра.

5

Следующий день выдался мрачным и серым, словно близились дзяды, а не весеннее равноденствие. Солнце еще не вышло из-за туч, накрапывал легкий дождик, превращая землю в городе, стоптанную сотнями ног, в болотистую, глинистую грязь, перемешанную с конским и коровьим навозом. Женщины не выходили из домов ткать лен, не скрипели гончарные круги, не звенели молоты в кузнице. Все попрятались в домах, окруженных клубами седого дыма.

Око´л был богатым. Тут были мастерские, каких не встречалось во многих из замков. Улицы без мусора и человеческого дерьма, потому что нечистоты сливали в дубовые желоба, куда стекала дождевая вода с крыш. Колодцы с чистой водой и источник, откуда по долбленым стволам и трубам воду распределяли в важнейшие места. В каждой хате – глиняная печь, дым от которой уходил прямо в отверстие в крыше. Амбары, хлева и скотные сараи.