Царствование императора Николая II

Против приезда делегации начались протесты. Московская монархическая партия выступила первой, устроив 24 сентября большое собрание, принявшее резкую резолюцию против «вмешательства в русские дела». Вслед за нею выразили протест выборные ремесленного сословия. 29 сентября в том же смысле высказалась и Московская городская дума: большинством голосов октябристов и правых была принята резолюция, признававшая приезд делегации «политической демонстрацией, оскорбительной для нашего национального чувства». Даже петербургский совет профессоров согласился чествовать делегатов только большинством 20 против 17 голосов.

Английская печать - «Times», «Standard», «Daily Telegraph» и даже либеральная «Westminster Gazette» - стала называть проект поездки «прискорбной ошибкой» и «безумной затеей», а организаторов - «суетливыми ничтожествами». Один за другим делегаты стали отказываться, и поездка в конце концов была отменена.

Партия к.-д., собравшись в конце сентября на съезд в Гельсингфорсе, постановила фактически отказаться от «выборгского воззвания», не имевшего в стране ни малейшего успеха. Щадя самолюбие «выборжцев», съезд признал, что воззвание соответствовало моменту, что его «идею» следует распространять, но что в то же время съезд «не находит возможным рекомендовать немедленное, по необходимости частичное его применение». («Ящик с двойным дном, - писал об этой резолюции кн. Е. Н. Трубецкой, - есть выборгское воззвание - нет выборгского воззвания…»).

Революционные партии вели теперь борьбу во все более враждебной для них атмосфере. Террористические акты умножались. За вторую половину 1906 г. погибли самарский губернатор Блок, симбирский губернатор Старынкевич, варшавский генерал-губернатор Вонлярлярский, главный военный прокурор Павлов, гр. А. П. Игнатьев (которого одно время прочили в преемники гр. Витте), энергичный петербургский градоначальник фон дер Лауниц. В декабре было вторичное покушение на адм. Дубасова.125 За год было убито 768 и ранено 820 представителей и агентов власти. Но убийства уже не устрашали; и в обществе они вызывали не сочувствие, а растущее возмущение. При этом грань между политическими и уголовными убийствами стиралась до полной неуловимости: шайки грабителей, убивая полицейских и похищая крупные суммы денег, заявляли, что все это делается «для нужд революции». Дело дошло до того, что московский комитет с.-д. счел себя обязанным вынести резолюцию против этих «экспроприации», а брест-литовский отдел еврейского «Бунда» постановил: «Такая конфискация деморализует массы, развивая в них анархические наклонности, а также индифферентизм к партии…» Грабежи оказывались слишком большим соблазном, многие «товарищи» после удачной экспроприации не сдавали денег в партийную кассу, а предпочитали скрыться с добычей. Большевики, в отличие от меньшевиков и «Бунда», не стали отвергать «экспроприации»: хоть часть денег ведь все-таки попадала в партийную кассу.

Убийства также приняли совершенно анархический характер. Людей убивали «за должность»; убивали тех, до кого легче было добраться; убивали и администраторов, популярных среди населения, - а цель революции отдвигалась все дальше.

«Революционное движение породило полную разнузданность подонков общества» - признавал «Вестник Европы». Революционное движение вырождалось и разлагалось. Сомнения проникали даже на его верхи. Психологическая сторона этого явления ярко описана в известном романе «сверхтеррориста» с.-р. Савинкова «Конь бледный»: его герой, однажды признавший, что можно убивать «для дела», приходит к допущению убийства «для себя» (устранения мужа любимой женщины) и в итоге кончает с собой.

В высших учебных заведениях с осени 1906 г. возобновились занятия после перерыва в полтора года. Революционные партии не могли преодолеть стихийной тяги к возобновлению нормальной жизни, сказывавшейся и в учащейся молодежи; они придумали формулу о том, что интересы революции требуют присутствия учащейся молодежи в больших городах, и под этим предлогом «разрешили» прекратить забастовку. В студенческой среде возникло разделение на партии; роль умеренных играли в университетах к.-д., ставшие на позицию поддержки профессуры и защиты мирного хода занятий. Политические собрания студентов становились понемногу реже; занятия шли, хотя и нарушались порою различными «забастовками протеста».

Государь писал своей матери (11 октября): «Слава Богу, все идет к лучшему… Сразу после бури большое море не может успокоиться». Он отмечал в своем дневнике 17 октября: «Годовщина крушения126 и мучительных часов прошлого года! Слава Богу, что оно уже пережито!»