Получилось роковое сцепление: Россия вынуждена была объявить хотя бы частичную мобилизацию, раз Австрия начинала военные действия против Сербии, но частичная мобилизация могла в качестве угрозы оказаться недостаточной. Тогда пришлось бы прибегнуть к общей мобилизации. А ее проведение было весьма затруднено, если бы раньше начались уже частичные. Опять-таки, общая русская мобилизация не могла не вызвать германской, а также французской мобилизации. А германский мобилизационный план был в то же время соединен с быстрым началом военных действий.
Государь не сразу согласился на общую мобилизацию; весь день 17 июля он еще настаивал на проведении частичной. Как представитель военного ведомства, так и министр иностранных дел несколько раз обращались к нему с настойчивыми уговорами. К вечеру 17-го государь, наконец, согласился на замену частичной мобилизации общей. Он при этом, однако, телеграфировал императору Вильгельму: «Технически невозможно остановить наши военные приготовления, ставшие неизбежными ввиду мобилизации Австрии. Мы далеки оттого, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких военных действий. Я торжественно даю тебе в этом мое слово».
Со стороны Германии соответственного обещания, однако, не последовало. Война была политически предрешена; но тот факт, что Россия первой объявила всеобщую мобилизацию, давал германскому правительству удобный предлог для того, чтобы изобразить в глазах своего народа объявление войны как акт самозащиты. В полночь с 18-го на 19-е германский посол Пурталес явился к С. Д. Сазонову и предъявил ультимативное требование - немедленно приостановить мобилизацию. Такое требование было, конечно, невыполнимо - ни по соображениям государственного достоинства, ни по военно-техническим основаниям. Россия только повторила свое заверение в том, что ее войска не перейдут границу, пока длятся переговоры. Тогда,
19 июля (1 августа), в 7 ч. 10 м. вечера, германский посол Пурталес вручил министру иностранных дел Сазонову официальное объявление войны. Великая война началась.
Из вечерних газет 19 июля Россия узнала о германском ультиматуме, а на следующий день она уже прочла про объявление войны. Огромные толпы, во много раз большие, чем при вести о нападении японцев на Порт-Артур, наводнили 20 июля улицы столицы. Площадь перед Зимним дворцом заполнилась народом; когда государь вышел на балкон, толпа опустилась на колени. Не смолкали крики «ура» и пение народного гимна.
В большом зале Зимнего дворца государь принимал высших чинов армии и флота. «Я здесь торжественно заявляю, - сказал он, - что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей».
Верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич, командующий войсками С.-Петербургского военного округа. Государь сам предполагал стать во главе армии; закон о полевом управлении войсками был составлен в предвидении, что Верховным главнокомандующим будет сам император. На заседании Совета министров, однако, почти все высказались за назначение другого лица - имелось два кандидата, военный министр В. А. Сухомлинов и великий князь, и выбор государя остановился на втором.
Великий князь Николай Николаевич быстро получил широкую известность и популярность, как в армии, так и во всей стране. Начальником штаба Верховного главнокомандующего был назначен ген. Н. Н. Янушкевич, генерал-квартирмейстером - ген. Ю. Н. Данилов.
В течение первого года войны армия делилась на два «фронта» - юго-западный с главнокомандующим ген. Н. И. Ивановым во главе и северо-западный, где ген. Я. Г. Жилинского вскоре сменил ген. Н. В. Рузский.
В высочайшем манифесте 20 июля излагался ход переговоров, завершившихся объявлением войны со стороны Германии. «Ныне предстоит, - говорилось в заключение, - уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав… В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага».
«Видит Господь, что не ради воинственных замыслов или суетной мирской славы подняли Мы оружие», - гласил манифест 26 июля (о войне с Австрией), - но ограждая достоинство и безопасность Богом хранимой Нашей Империи, боремся за правое дело… Да благословит Господь Вседержитель Наше и союзное нам оружие и да поднимется вся Россия на ратный подвиг с железом в руках, с крестом в сердце».