Царствование императора Николая II

В Первой думе такая же выходка депутата Якубзона не вызвала немедленного отпора; но при словах Зурабова на правых скамьях поднялась буря. Министры демонстративно покинули свои места. Председатель Думы Головин сначала пытался замять инцидент и стал делать замечания правым. Протесты усилились. «Вопрос не исчерпан! Мы уйдем! Россия оскорблена! Вон его!» – кричали справа. Пришлось объявить перерыв; во время его стали говорить, что правительство относится к происшедшему весьма серьезно и что безнаказанность оскорбления армии может привести к роспуску Думы. Кадеты и председатель Думы были готовы дать правительству полное удовлетворение, исключив Зурабова из заседания; выяснилось, однако, что не только социалисты, но и польское коло отказывается голосовать за исключение Зурабова. Тогда Ф. А. Головин по возобновлении заседания заявил, что ознакомился со стенограммой, убедился в недопустимости слов Зурабова, лишает его слова и делает ему замечание. Затем он предложил Думе одобрить действия председателя. Большинством из правых, кадетов и польского коло это предложение было принято, при бурных протестах всех левых, которые покинули зал заседаний.

Зурабовский инцидент знаменовал разрыв кадетов с социалистами. Крайние левые бурно выражали свое негодование. «Облетели цветы, догорели огни», – писало «Русское богатство» и насмешливо замечало по адресу партии кадетов: «Как бы она ни отмежевывалась от революционного пути, она целиком и рабски от него зависит… Пройдет время, завоет буря с гор… И будут люди опять «пламенно» красноречивы».

Но поворот в политике кадетов – поворот, продиктованный желанием «беречь Думу», – наступил слишком поздно; даже в невероятном случае прочного союза кадетов с правыми в Думе не могло образоваться большинство для сотрудничества с властью: для этого нужны были бы еще голоса польского коло. Контингент новобранцев и был одобрен таким большинством – от Дмовского до Пуришкевича, – но по многим ли вопросам могла составиться такая пестрая коалиция? К тому же правые не желали – и не имели основания желать – сохранения Второй думы.

Роспуск был предрешен, и с ним нельзя было долго медлить. «Революция объективно закончилась», – писал П. Б. Струве в «Русской мысли». Еще продолжались террористические акты, все менее отличаясь от простых уголовных убийств; аграрные волнения снова усилились с открытием Второй думы; но даже Ленин на конференции социал-демократов признавал, что «революционной ситуации» больше нет. Это сознавала и власть. Пора было подвести итоги переломных годов; пора было переходить к деловой повседневной государственной работе. Проведение в жизнь крестьянской реформы, переустройство армии на основании опыта японской войны – все это требовало более спокойной обстановки. Но ни со Второй думой, ни при новых выборах по прежнему закону этого замирения нельзя было достигнуть.

* * *

Вторая дума старалась не дать правительству предлога для роспуска. Когда правые внесли запрос об умысле на жизнь государя,[131] кадеты вместе с ними голосовали за резолюцию, выражающую живейшую радость по поводу того, что заговор был своевременно раскрыт. Вопрос об осуждении террора был снят с повестки; но кадеты и польское коло в резолюциях по поводу одного запроса выразили свое отрицательное отношение к политическим убийствам.

В то же время левые партии широко пользовались депутатской неприкосновенностью для своей революционной деятельности. Думская фракция социал-демократов вошла в связь с группой распропагандированных солдат различных полков, называвшей себя «военной организацией социал-демократической партии». Так как в этой группе имелись и следившие за ее развитием агенты тайной полиции, правительству тотчас стало об этом известно; 4 мая при обыске на квартире рижского депутата социал-демократа Озоля было арестовано несколько членов этой организации. Социал-демократы имели смелость внести запрос по поводу этого обыска; П. А. Столыпин (8 мая) только ответил, что расследование еще не закончено.

1 июня П. А. Столыпин явился в Государственную думу, просил устроить закрытое заседание и предъявил на нем требование о снятии депутатской неприкосновенности со всех членов думской фракции социал-демократов за устройство военного заговора. Кадеты оказались в трудном положении. Они не могли защищать военный заговор и очень хотели «сберечь» Думу. В то же время доказательства заговора, предъявленные следователем по особо важным делам, казались им спорными и во всяком случае относившимися не ко всем социал-демократам. Они передали дело в комиссию, которая работала два дня и ни до каких выводов не дошла. Правительство, считая, что с арестами дольше медлить нельзя (уже часть обвиняемых скрылась), решило начать действовать.