Министр иностранных дел С. Д. Сазонов получил телеграмму от русского поверенного в делах В. Н. Штрандтмана около 10 часов утра 11 (24) июля. Он тут же сказал: «C’est la guerre europeenne». Таково было первое же впечатление от требований Австрии. Оно еще усилилось, когда в 10 часов утра от австро-венгерского посольства был получен полный текст ноты. Тотчас же об этом сообщили по телефону в Царское Село государю, который воскликнул: «Это возмутительно!» – и повелел созвать экстренное заседание Совета министров. Оно состоялось в 3 часа дня. Было решено снестись с другими великими державами и дать Сербии совет – не оказывать сопротивления, чтобы не обострять конфликта. Но в то же время, чтобы не создалось впечатления, будто Россия считает возможным остаться в стороне, было составлено краткое сообщение, появившееся в военном официозе «Русский инвалид» на следующее утро 12 июля:
Этим кратким и сдержанным сообщением русское правительство давало понять, что оно не намерено бездействовать, если Австро-Венгрия попытается силой навязать Сербии свою волю. Австрийский ультиматум и русский ответ по существу уже предрешали неизбежность войны.
Возможно, что Австрия, а также Германия, знавшая о предстоящем выступлении своей союзницы, рассчитывали добиться бескровного дипломатического успеха, полагаясь на то, что Россия будет во что бы то ни стало избегать войны. Миролюбие государя было известно; однако хотя бы бывший канцлер Бюлов мог припомнить и то предупреждение, которое сам государь ему дал еще пятнадцать лет перед тем.[217]
Существовали традиции, от которых Россия не могла отступить, во всяком случае под внешней угрозой.