Графа Воронцова – министра иностранных дел – я сердечно поблагодарил за привезенный договор. Ибо это значило, что угроза войны миновала или как минимум отодвинулась на пять-десять лет. Многие в империи посчитали этот договор предательством братьев-славян. Но я помнил, что все братья-славяне, которым мы помогали, очень быстро забывали об этом и частенько нам пакостили. И вообще, все эти маленькие новообразованные государства на Балканах создавали множество проблем. Потому как, только-только добившись независимости, они начинали думать об увеличении собственной территории, что означало войны с соседями. А в этой мутной воде всегда находились любители поживиться за чужой счет. Россия же, подписавшись за братьев-славян, часто платила по этим счетам без какой-либо ощутимой пользы. Кроме престижа, конечно. Ведь какая польза русскому крестьянину от того, что Греция или Сербия стали независимыми? А никакая. Зато те крохи налогов, что он отдал, пошли на оплату войск, а его сосед, быть может, погиб, освобождая братьев-славян.
Поэтому я предпочитал дистанцироваться от Балканского узла. А ежели Англия или Франция захотят вмешаться, милости просим. Пусть платят за это деньгами и кровью. Вдобавок усиление российского влияния на Балканах очень беспокоило европейцев, и они активно этому противодействовали, вооружая турок или оказывая прямое давление на империю. Поэтому наш «шаг назад» должен был просигнализировать им: мол, «расслабьтесь, ребята».
Я считал, что наши границы на Кавказе и в Европе достаточны для безопасности страны. Этот мир позволял нам сократить армию и направить высвободившиеся средства на развитие промышленности и инфраструктуры. А засим, сразу после заключения конвенции, в начале 1827 года я приступил к проведению реформ.
Глава 14
Полковник Иван Дулов порывисто шагал по кабинету. Ну надо же, его, потомственного Рюриковича, уволили из армии. Недовольство новым императором Николаем зрело у князя уже давно. Вскоре после того, как император взошел на трон, начались перемены. И до этого в гвардейской среде ходили слухи, что молодой государь привечает офицеров из простонародья и что многие достойные дворяне вынуждены перейти в другие полки. А став государем, Николай потребовал, чтобы офицеры соблюдали устав, на службе появляясь регулярно и в военной форме, чтобы следили за довольствием и выучкой подчиненных. Тех же, кто упорствовал или проявлял нерасторопность, отправляли в отставку за несоответствием. После окончания Персидской войны государь создал новый генштаб, а военным министром назначил генерала Дибича – человека популярного, но жесткого. В итоге армию попросту уполовинили, уволив в запас множество достойных офицеров, и упразднили военные поселения.
– До чего мы дошли? – жестикулируя, обращался князь к графу Ефимовскому, своему приятелю и товарищу по несчастью. – Меня, потомственного князя, увольняют, а того же Анисова, бастарда безродного, мало того что оставили, так еще и повысили до подполковника.
– Да, – протянул Ефимовский, – ныне мы им рылом не вышли. Говорят, что вскорости этот сатрап хочет дать вольную крестьянам. Так что, чем дальше, тем хуже.
– Да куда уж хуже-то? – воздев очи долу, произнес князь. – Армию-победительницу взять и расформировать. Теперь нас не то что Европа, персы бояться перестанут. А кто воевать тогда будет?
– В отца пошел, – поддакнул граф, – Павел тоже сумасбродный был, вот и недолго правил.
В кабинете повисла пауза, а потом полковник Дулов твердо произнес:
– И сын тоже будет править недолго.
– Ежели это ваше мнение как дворянина и патриота, князь, – сказал Ефимовский, – то я хотел бы познакомить вас с несколькими достойными офицерами, которые разделяют наши убеждения.
– Я согласен, – твердо ответил Дулов.
– Ну что ж, – сказал Ефимовский, – я дам вам знать, когда и где мы встретимся в следующий раз.
Уже через два дня приятели сидели в загородном особняке князя Гагарина, где собралось с десяток именитых офицеров. Особняк находился на окраине Петербурга и был окружен сосновым лесом. Так что место оказалось довольно укромное. Скорее это был даже не особняк, а дача, ибо князь больше времени проводил в другом своем дворце, на Мойке, а на дачу наезжал, когда хотел уединиться от столичной суеты. Впрочем, князь слыл человеком светским, а посему на даче появлялся редко.
– Господа, – начал князь Гагарин на правах хозяина. – Всех собравшихся здесь объединяют любовь к отечеству и желание видеть его сильным и процветающим. Увы, то, что делает молодой император, ведет к его погибели, так как развал армии означает гибель империи и ее устоев.
– Император должен уйти, – решительно заявил генерал Астафьев.
– Но сам, добровольно, император не уйдет. А за ним стоят генералы Дибич и Паскевич, – ответил князь Гагарин.
– Тогда мы поможем ему уйти, – сказал полковник Дулов, и глаза присутствующих уставились на него, ибо он сказал вслух то, что думали они все.
– Что ж, господа офицеры, все ли здесь присутствующие разделяют мнение князя? – спросил хозяин.
– Да, – хором ответили все.