Цейтнот

Наташа падает, потянув меня за собой. Я пользуюсь передышкой, чтобы перезарядить автомат, мельком смотрю на дымящуюся на морозе рану девушки и мысленно ругаюсь. Если ей не оказать помощь прямо сейчас, она точно умрет. А как я могу ей помочь, когда со всех сторон к нам неторопливо и деловито приближаются Белые? Они почти победили, они чуют нашу слабость…

Расстреливаю магазин за считаные секунды. Вставляю новый. Краем глаза замечаю, как Наташа делает какое-то резкое движение оставшейся рукой. В то же мгновение справа вспыхивают ярким, жарким огнем две Фигуры. Господи, на что она тратит силы!

– Не сметь! – ору я. – Сам справлюсь! Залечивай рану!

– У меня нет сил, Степа, – она устало закрывает глаза.

Ага. Поджигать Белых у нее силы есть, а заняться самолечением – нет.

– Не говори глупости! Возьми себя в руки, – брякаю я и осекаюсь.

– У меня только одна осталась, – улыбается она.

Бледная как смерть, с налипшими на лоб волосами и горящими лихорадочным блеском глазами, она лежит на красном от ее крови снегу, неловко шевеля обрубком левой руки… и она такая красивая… Такая красивая, что мне хочется выть в голос.

Совсем недавно, по пути к Клетке, мы шутили, что Толя нас сосватал, что теперь я буду считаться Наташкиным женихом, что скоро свадьба… Я смеялся вместе со всеми, но в душе питал надежду, что у нас и впрямь может что-то получиться. Она младше меня на семь лет, но что с того? Я уже решил про себя – вот ликвидируем Прорыв, приедем в Москву, приглашу Натали на свидание. Если не откажется, все пройдет как по маслу… Два одиноких человека, друг к другу неровно дышащие, – почему бы и нет?..

И она умирает. На моих глазах, лежа в дымящемся снегу. А я сижу рядом, как пень, не в силах сдвинуться с места, и только стреляю в Белых, отбрасываю их от нас, не даю им подойти…

Наташа берет меня за руку, из ее глаз текут слезы.

– Степа. – Оглохший от стрельбы, я почти ничего не слышу, скорее просто понимаю, что именно она шепчет. – Прости, если что было не так…

Я смотрю в ее глаза и вижу, что они гаснут… А потом мне в левое бедро вонзается копье. Я тупо таращусь на древко, торчащее из ноги, беспорядочно стреляю в сторону Белых…

Рожок кончается, а я понимаю, что сил перезарядить автомат уже нет. И нет сил достать пистолет… Я ничего не чувствую, меня вдавливает в снег, и я могу только смотреть… Я смотрю на лицо Наташи, на котором уже не тают падающие снежинки… Смотрю, как нас окружают Белые латники. Как они расступаются в стороны и из метели к нам выходит высокий, стройный воин в белоснежных доспехах…

Белый Король. Он молча глядит на нас, затем что-то говорит своим подчиненным и уходит… А Фигуры бросаются на нас с Наташей и куда-то тащат… Я кричу и пытаюсь вырвать из их лап тело своей невесты. Все вокруг кувыркается. Я достаю пистолет и начинаю стрелять в белые, мутные силуэты, мелькающие перед глазами… Или это нёбо? Или земля, покрытая вечным снегом? Здесь все белое… белое… Белое…

* * *

Я открыл глаза. Проклятая память. Всегда гордился ею, но теперь завидую людям, способным все моментально забывать. Первые дни оказались самыми тяжелыми, сейчас вроде полегче. Но все равно не отпускает, режет по живому…

Я быстро надел бронежилет, закинул на плечо автомат. Всему свое время. Время разбрасывать камни, и время собирать… Наступит момент, когда эти жуткие воспоминания исчезнут, растворятся в пелене забытья. И впереди нас ждет бой, который, как я надеюсь, поможет мне заплатить кое-кому по счетам.

Толя прав, у нас есть мотивация.

Схватив оставшиеся маски, я выключил свет и запер дверь в оружейную. Дверь электромеханическая, массивная, такую и выстрелом из гранатомета вряд ли прошибешь. Толя все-таки знал, что делал, когда укреплял особняк. Отлично поработал.

Я быстро поднялся на лифте в надстройку. Толя и Соня стояли возле окон, Король что-то объяснял девушке, но, услышав открывающиеся двери лифта, обернулся.

– Маски, – коротко сказал я, положив респираторы на низкий столик.

– Спасибо. Жезл не забудь, он рядом с прибором слежения.

МОСКВА. КОРОЛЬ

Когда Степан покинул надстройку, я повернулся к Соне и спросил:

– Ну что, все поняла? Готова?

– Конечно, – широко улыбнулась она, хотя я видел, что девочка нервничает.

Зря я ей сказал про «ключевую роль», наверняка забил ей голову мыслями об ответственности. Теперь переживает, дергается… Ее бы как-то успокоить, но я просто не могу подыскать нужные слова. Моя голова занята исключительно мыслями о предстоящем бое и об этой самой ответственности, которая тяжелым грузом легла на мои плечи. Как жаль, что я не всесилен, не всеведущ и не всемогущ.

Я уже давно не бог и давно с этим смирился. Теперь почти все зависит от моих помощников, и я искренне верю в них. Другое дело, что нужно как-то их поддерживать, ободрять, воодушевлять…