Когда у Фуада все было хорошо, когда дела шли так, как надо, когда ему, как говорится, везло, в нем вдруг исподволь, на самом дне его души, возникало ощущение безотчетного страха, беспокойства, тревоги. Возникало и начинало потихоньку глодать его изнутри. Страх, что вот-вот что-то случится, произойдет какая-то неприятность. Вот и сейчас. Да что это с ним? Ведь он только что был на седьмом небе от счастья. И вдруг это противное чувство. Почему, отчего? Откуда в нем этот страх? Что в основе дурного предчувствия? Что-то неожиданно случится? Но что? Что может случиться? Завтра свадьба, их свадьба. Нет силы на свете, способной помешать этой свадьбе, расстроить этот брак. Невозможно! Смешно даже думать! Затем… они летят самолетом в Москву. Ага, может, его беспокойство связано с предстоящим полетом? Скажем, катастрофа в воздухе? Нет, это уж слишком, прямо мелодрама какая-то! А жизнь — не мелодрама. Вообразить такое! Ты празднуешь свадьбу, приглашаешь сто человек гостей, ресторан, оркестр, то-се, и в конце концов — глупейшая смерть?! Но, с другой стороны, в нашей жизни случаются и такие нелепые, нелогичные вещи, как авария рейсового самолета. У почтенной безносой дамы бывают весьма странные, бессмысленные причуды и капризы! Говорят же: от смерти никто не застрахован. Порой человек глазом не успеет моргнуть, как уже отдыхает от земной суеты (а может, напротив, тоскует по ней) на том свете.
Представляешь, Фуад?!
Свадьба, дым коромыслом, веселье, торжество, от кларнета глохнут уши, тосты, подарки, пожелания, поздравления: «Будьте счастливы! Вместе векуйте! Красивых вам деток!»
И вдруг — катастрофа?
«Ах, они просто созданы друг для друга! Невеста — тьфу, тьфу, не сглазить бы, машаллах! — как молодая луна. И жених тоже — машаллах! — способный парень, говорят! Да пошлет им аллах долгой жизни!»
И вдруг — катастрофа?!
«А где молодые будут жить?»
«Как где? Наверное, у жениха, в доме его родителей».
«Не-ет, говорят, у них квартира не ахти. Разве Шовкю позволит, чтобы его любимица, свет его очей, нуждалась в чем-нибудь? К тому же — единственная дочь у родителей. Не отдадут в чужой дом, возьмут парня к себе. Машаллах, в таком дворце живут! Кому все останется? Две из пяти комнат отдадут молодым».
«Да нет же, разве вы не слышали? Шовкю купил дочери кооперативную квартиру, в том самом доме, что строится на набережной. Через две-три недели будет готов. Туда и переедут молодые».
И вдруг — катастрофа?!
«Господи, несчастье-то какое! Бедняжки! Проклятье тому, кто сглазил их! Погибнуть в ночь своей свадьбы! Ужас, кошмар!»
«Интересно, спасся ли кто-нибудь?»
«Откуда?! Самолет грохается на землю с седьмого неба — разве кто уцелеет?»
«Тот случай, когда действительно надо сказать: костей не собрали».
«Говорят, Шовкю… того, заговариваться начал, не узнает никого».
«А что удивительного? Единственная дочь. Дышать на нее не смел, птичьего молока только не было у нее, воспитал, вырастил — и вдруг в свадебную ночь такое несчастье. Как снег на голову!»
«Да, друзья, для смерти законы не писаны. Учтите это. Слышали про несчастье Шафизаде? Ах да, вы ведь тоже были на свадьбе, мы сидели с вами друг против друга. Бедняжки! Говорят, со свадьбы, прямо из ресторана, помчались в аэропорт, едва не опоздали на самолет. Говорят, так гнали машину, так гнали — боялись не успеть. Оказывается, спешили к своей погибели».
«Несчастные! Даже не познали долгожданного блаженства, сладостного мига…»
«Бедная мать! Волосы рвала на себе. Так убивалась, так причитала: „Ах, доченька, ушла от нас чистой невестой, непорочной девушкой!“»
«Парень, говорят, был архитектором. Не случись этой беды, Шовкю продвинул бы его до небес! Сына у Шовкю не было. Кто может быть ближе зятя?»
«Тьфу, чертовщина какая-то! — Фуад достал сигарету, закурил. — Ну и чепуха лезет в голову! Фуад Мехтиев, не сходи с ума от счастья! И свадьба у тебя будет как надо, по всем правилам, и самолет твой благополучно приземлится в Москве, и три комнаты в „России“, и сладостный, долгожданный миг… Словом, полное исполнение желаний. Счастливчик! Везун! Плутишка!»
Фуад улыбнулся и опять замурлыкал: «Свадьба — слышали?! Ах, ну и ну! Наш Мешдибад получит жену! Но когда же, когда он получит жену?! Но когда же?..»
Внезапно тишина и покой ночной улицы были нарушены. Слух Фуада уловил неясные звуки человеческого присутствия. Он сделал еще шагов двадцать — тридцать, остановился на углу сквера, замер. И услышал, как кто-то негромко воскликнул:
— Ради бога, Наджаф, пожалей мою мать! — В голосе мольба и слезы. Мужской голос. Голос молодого человека, немного картавый. — Прошу тебя! Ради твоего брата, который в тюрьме! Я единственный сын у матери. У нас никого больше нет!
Люди находились где-то очень близко. Отчетливо слышалось каждое слово, каждый звук. Похоже, дрались. Сколько же их? Тяжело дышат. Опять тот же картавый голос, с мольбой и отчаянием:
— Ради бога, Наджаф, заклинаю тебя Меккой, не убивайте меня! Клянусь могилой отца, я сделал глупость! Я — глупец, дурак! Зачем я это сделал?! Ах, зачем я это сделал?!
Другой, тоже молодой голос, сказал: