Цейтнот (том II)

А даже если нет — во всём в любом случае виноваты мятежники! Это они несут ответственность за всю пролившуюся в столице кровь! И не только в столице, далеко не только в ней одной!

Руки сами собой сжались в кулаки, пришлось приложить немалое усилие для обуздания эмоций. Ещё только контроль над потенциалом упустить не хватало!

Я постоял немного в арке, успокоил дыхание и заодно повязал на правую руку белую ленту. Только лишь этим не ограничился и вновь окутался облаком сверхэнергии. Та стремительно рассеивалась в пространстве, но моей мощности с лихвой хватало для поддержания завесы даже без использования техники «Двойного вдоха». Впрочем, отчасти я задействовал и её: принялся работать с плотностью сверхсилы, плавно увеличивая концентрацию то тут, то там.

Вроде как пытался размыть свой собственный силуэт, сбить прицел операторам и запутать автономные атакующие структуры, но на практике оценить эффективность этих ухищрений не довелось. Я спокойно пересёк сквер с конным памятником какому-то там императору, и никто не выстрелил, никто ничем не приложил. Да и на глаза не попались ни простые горожане, ни монархисты. Район будто вымер.

Но именно что — «будто». Я прекрасно ощущал порождаемое присутствием множества операторов искажение энергетического фона, а ещё улавливал чужое внимание, присутствие поисковых структур и касание воздействий. Что-то из этого терялось в облаке окружавшей меня сверхсилы, что-то соскальзывало, отведённое заземлением, но незамеченным пробраться к гостинице не вышло бы, даже если бы очень сильно постарался. Многие техники, которые использовали засевшие там монархисты, оказались попросту выше моего понимания.

Втягивать в себя сверхэнергию и тут же выбрасывать её в пространство, попутно играя с плотностью полога, я прекратил сразу же, как только поднялся на крыльцо, вернее — в шаге от распахнувшейся двери. Целиком и полностью сосредоточился на заземлении и маскировке внутренней энергетики, но это не помогло, внутри немедленно прозвучал приказ:

— Обнули потенциал!

Я огляделся. Служащих гостиницы в вестибюле не обнаружилось, там расположился десяток операторов, из которых я знал только Иннокентия — мальчика на побегушках из компании Юлии Сергеевны.

Требование обнулить потенциал высказал господин лет тридцати с узким острым лицом и близко посаженными глазами. Глядел он на меня придирчиво и даже зло, да и остальные молодые люди добротой отнюдь не лучились, но я не пошёл на поводу и покачал головой.

— Об этом уговора не было.

— Ты кто такой, чтобы с тобой договариваться? Сказано — делай!

Приказной тон вариантов для компромисса не оставлял, внутри всё так и скрутило узлом, я оскалился.

— А вы точно можете решать за Горского?

Узколицый порывисто шагнул вперёд, и даже воздух легонько зашуршал от статического напряжения, но рядом тут же оказался русоволосый крепыш, ухватил его под локоть.

— Григорий Анатольевич! Григорий Анатольевич!

— Чего ещё?!

— Леонтий Игнатьевич велел проводить к нему гостя незамедлительно…

Уже нацелившийся на меня оператор скривился, но Горский был определённо не из тех, кто спустил бы своеволие, ему пришлось сдать назад. Не сразу, поиграл поначалу желваками для порядка, но после всё же указал вглубь холла и приказал:

— Иди!

Остальные операторы как-то разом расслабились, а вот меня потряхивало, и пока шагал по ковровой дорожке, и когда уже вошёл в одну из гостиных, где расположился господин Горский. Лысый старик с породистым морщинистым лицом, бескровными губами и глубоко запавшими глазами сидел в кресле прямо и ровно, словно удержание этой позы давалось ему с немалым трудом, а набранный им потенциал искажал энергетический фон и будто бы даже рвал его, опутывал человека непроницаемым для ясновидения маревом. Мало того, что Горский сам по себе был для меня абсолютно непроницаемым объектом, так он ещё и затемнял своим искажением всё кругом. Я попытался продавить этот полог и, такое впечатление, — голову изнутри чёрным льдом затянуло.

Уф-ф…

Помимо Леонтия Игнатьевича, который устроил ладони на серебряной ручке упёртой перед собой трости, в гостиной обнаружились ещё два оператора — оба у круглого стола. Высокому и худому я навскидку дал лет сорок. Второй, с левой рукой на перевязи, отличался куда более плотным сложением, ему было немногим за тридцать, а потенциал он удерживал такой, что расценить мой собственный иначе как смешным не получилось бы при всём желании.

Впрочем, по сравнению с Горским пылинками на ветру были мы оба. Там — плоть и энергия сплавились едва ли не в единое целое.

— Садись, Пётр! — произнёс Леонтий Игнатьевич негромко и без всякого нажима, но слова будто свинцовыми чушками на мне повисли, ноги едва не подкосились.

Но — не подкосились. Я не плюхнулся безвольно в ближайшее кресло, а вместо этого отошёл в сторонку, расстегнул пальто и расположился так, чтобы за спиной оказалась стена. Русоволосый крепыш и Кеша остались стоять в дверях, узколицый Григорий Анатольевич присоединился к операторам старшего поколения. И — тишина.