Я толкаю эту дверь и она легко подаётся. Прежде, чем войти, я оглядываюсь назад, на одинокую чёрную «Волгу» стоящую на Крестьянской площади. Постояв мгновенье и кивнув, я поворачиваюсь к двери и делаю шаг. Вхожу в неё и оказываюсь в тёмном проезде. Делаю ещё несколько шагов и останавливаюсь. Ставлю чемодан на землю и, подняв голову, произношу:
— Се человек.
— Иди вперёд, человек!– раздаётся приказ и разлетается эхом, отражаясь от голых стен. — Чемодан не забудь.
Я толкаю ворота с другой стороны проезда и оказываюсь во дворе.
— Ступай прямо!
Передо мной стоит парень в спортивном костюме и короткой куртке. В руке пистолет. Он стволом показывает, куда мне следует двигать. Внутренний двор представляет собой печальное зрелище. Ржавые бочки, груды пиломатериалов, кучи песка, осыпающиеся стены строений и выбитые окна.
Я прохожу мимо него. Рожа круглая, в оспинках, глаза цепкие, на голове спортивная шапочка.
— Направо! — командует он.
Иду вдоль низкого строения, упирающегося в полуразрушенную церковь у северной стены. Конвоир следует за мной.
— Поворачивай налево! Вдоль здания!
Делаю, как велено. Идём вдоль длинного здания с дверями. Должно быть, это кельи монахов и камеры для узников в более позднее время.
— Стой! — командует конвоир. — Открывай дверь. Заходи.
Я захожу в довольно просторное и тёмное помещение со сводчатым потолком. В нос бьёт затхлый земляной запах. Глаза перестраиваются и я вижу Марину, стоящую в центре комнаты. Она держит пистолет в одной руке и рацию в другой. А у задней стены на стуле под почерневшей, едва различимой иконой Богородицы сидит Наташка. Сердце запекается. Правая рука прикована наручниками к кольцу в стене, губы разбиты, на подбородке засохшая кровь.
— Егор! — горячим шёпотом выдыхает она.
— Ты цела? — спрашиваю я.
— Да…
— Не бойся, Наташ, всё хорошо. Сейчас пойдём.
— Тихо-тихо, голубки, — смеётся Марина. — Ещё рано радоваться. Ты оптимист, я смотрю. Всё принёс? Руки подними. Она-то цела, а вот я пострадала. Придётся тебе заплатить за это.
Я опускаю чемодан и поднимаю руки. Смотрю на неё. Куртка на плече порвана и, судя по утолщению на рукаве, там повязка. Ну, а как ты хотела.
— Принёс, да не всё, — спокойно отвечаю я.
Марина держит меня на прицеле, а конвоир начинает обыскивать. Обыскивать и выкладывать на стол свои находки.
— Почему не всё? — поднимает брови Марина.
На запылённый и непонятно как оказавшийся здесь современный канцелярский стол ложится «ТТ», патроны и бархатный мешочек с лилией. В мои высокие ботинки он заглянуть не догадывается. Лошара.
— Первый-первый, я третий, приём, — хрипит рация.
Голос прерывается и понять его не так уж просто — стены толстые. Мешают.
— Слушаю тебя, третий, — отвечает Марина.
— С западной и северной стороны регистрирую автомобили, предположительно со спецназом и военными.
— Военными? — удивлённо поворачивается ко мне похитительница.
— КГБ, — пожимаю я плечами. — Может, «Каскад» или «Вымпел», а может погранцов пригнали. Не знаю.
— Я же сказала, чтобы ты один пришёл! — хмурит она брови.
— А ты ещё кого-то кроме меня видишь? Один и пришёл.
— За стенами целая армия.
— Да, — соглашаюсь я. — И каждый боец стоит пятерых, таких, как ты. Если через пятнадцать, а, вернее, уже через десять минут мы с Натальей не выйдем, начнётся штурм.
— Да ты что! — смеётся Марина. — Вот это да! Ну и напугал ты меня. Выходит, я сегодня двадцать таких, как я завалила? Или просто четверо ваших, стоят меньше одной меня?
Я стискиваю зубы.
— Ты, так-то парень не тупой вроде. Понимаешь ведь, что найдут нас нескоро, да? Смотри сколько им зданий нужно прочесать. Да и зачем мне тебя отпускать? Чтобы ты вышел, а твои псы на меня набросились и разорвали? Охрененный план.
— Они и так разорвут, если мы не выйдем в назначенное время. Но если всё будет хорошо и мы выйдем, у тебя будет время уйти. Один из выходов не контролируется и я скажу, какой. Но время на раздумья почти нет, потому что через десять, нет… уже через девять минут он тоже закроется.
— То есть, я должна поверить тебе на слово? Отлично. Только вот, какое дело, все ворота, кроме тех, через которые ты сюда вошёл, завалены всякой хернёй, а то и просто замурованы, и пройти через них не удастся. Но это ничего. Давай-ка мы о чемодане поговорим. Чего там не хватает?
— Моей и Злобинской папок, — отвечаю я. — Первоначальный договор с Кухарчуком таким был.
— С кем? — ржёт она. — Теперь ты со мной договариваться должен, разве нет?
— И ещё там не хватает трёх других очень важных дел. Зато пара десятков остальных имеется в наличии.
— Кого не хватает?
— Горбачёва, Романова и Медунова.
— И почему так? — с недоумением спрашивает Марина.
— Потому что каждый из них может претендовать на выигрыш после ухода Леонида Ильича, — объясняю я. — А мне нужна гарантия того, что мы с Натальей выйдем отсюда живыми и здоровыми.
— А мне нужна гарантия, что ты вернёшь мне эти три папки. Поэтому иди к своим, а я забираю Нату и ухожу.
— Вряд ли тебе удастся уйти, — качаю я головой.
— Значит, вряд ли ей удастся выжить, — усмехается она.
— Нет, — пожимаю я плечами. — Так не пойдёт.