И дело не в коррумпированности сотрудников ОБХСС. Нет, то есть и таких примеров пруд пруди: брали, что и говорить! Но это, скажем так, разовые акции. Мало кто из тех же цеховиков, пусть и очень крупного калибра, мог похвастаться, что находится в постоянных денежных отношениях с сотрудником ОБХСС. Как раз наоборот. Боялись организации именно потому, что она была мало контролируема и почти непредсказуема. Естественно, если уж случалось так, что какой-то подпольный производитель или расхититель госсобственности «сгорал», то у него не имелось совершенно никакой гарантии удачного откупа. Если обобщить, то картина получалась такая. Брали понемногу очень многие. Обычно на стадии ревизии или плановой проверки. При этом «взять» по-крупному и не старались. Иногда создавалось впечатление, будто сотрудникам и оперативникам не больно-то и хотелось напрягаться в поисках цеховиков, спекулянтов и расхитителей. Что же до коррупционеров разного калибра, находившихся в ведении именно ОБХСС, то тут вообще наблюдалась тишь да гладь, божья благодать. В основной массе, если уголовные дела против коррупционеров и возбуждались, то исключительно по инициативе прокуратуры.
Кстати, по поводу коррупционеров. Почему ОБХСС не раскручивало это направление своей деятельности – понятно, как понятно и почему на такого рода преступления государство закрывало глаза. Страшно представить себе, что могло случиться, если бы правоохранительные органы потянули даже самую тоненькую ниточку, ведущую от государственного чиновника наверх.
С расхитителями тоже все было довольно просто. Любого из них (особенно практикующего «особо крупные размеры») прикрывал кто-то из чиновников.
Гораздо интереснее ответить на вопрос, почему ОБХСС довольно инертно относилось к цеховикам и их деятельности. Может быть, из моих уст такие утверждения и звучат несколько странно, ведь мой-то отец как раз пострадал от активности этой организации. Но даже мой отец прекрасно понимал, что он всего-навсего «попал под лошадь», то есть оказался не в том месте и не в то время. Определенный план «отлова» цеховиков ОБХСС все-таки получал от государства. Однако отец говорил мне, что за несколько лет занятий подпольным бизнесом он не раз удивлялся, почему аресты не производятся в более массовых масштабах. Тем более, как я уже упоминал, очень многие подпольные производители не очень хорошо маскировали свои «побочные» доходы. Ведь странно подумать! Как могла надзирающая организация упустить ушедшие «налево» 40 % годового дохода от продажи товаров народного потребления! Создавалось впечатление, утверждал отец, что государственных чиновников устраивала ситуация, когда подпольные производители брали на себя труд обеспечивать население длинным списком товарных наименований. Даже если производители получали возможность личного обогащения. Кажется, что эта версия довольно безумна, но давайте предположим, что в сем утверждении кроется рациональное зерно.
Не трудно заметить, что именно в начале семидесятых годов, в то время, когда наконец «устаканились» отношения криминалитета и подпольного бизнеса, в стране наступило время застоя. Я уже писал о времени полного равнодушия к происходящему в стране, как у чиновников, так и у партаппарата. Нет, напоказ по-прежнему выставлялась рьяная идеология, но в отличие от всего предыдущего периода существования СССР как государства не сопровождалась активным внедрением в массы. Период «воинствующего коммунизма» закончился. Не случайно именно на это время приходится первая волна эмиграции, которую условно назвали «еврейской волной», на самом деле страну в те годы покинули не только представители многострадальной нации. По большому счету, во время первой волны мог иммигрировать любой человек. Это был первый звонок. Государственная машина дала сбой, и надзирающим органам стало проще выпустить неугодного индивидуума за границу, чем заниматься его полным уничтожением.