Цеховики

— Корытковский Виктор Афанасьевич, 1956 года рождения, три судимости по статьям 144 (кража) и 148 (вымогательство). Друзь Леонид Семенович, 1962 года рождения, Две судимости — статьи 144, 89 (кража государственного имущества) и 109 (причинение менее тяжких телесных по вреждений). Корнейчук Кондратий Николаевич, 1965 год; рождения, не судим. Вот герои, которых мы приволокли в райотдел. Корытковский, похоже, у них заводила. Он тот самый сутулый, Друзь — это «кепкарь», Корнейчук — «гризли».

— Корытковский живет на территории третьего отделения, — сказал Пашка. — Судя по адресу, его обслуживает Рафик Хамлаев. Старый знакомый… Сейчас узнаем.

Он набрал телефонный номер. Телефон в его кабинете был японский, по тем временам — чудо техники. Пашка нажал на кнопку, так что разговор стал слышен и мне.

— Але-о, — донесся из динамика сонный мужской голос.

— Здорово, Рафик. Ты чего не спишь?

— Норгулин? Етить твою через коромысло! Два часа ночи!

— Ага, спят усталые игрушки, книжки спят…

— Чего?

— Ничего. Отчизна зовет. Вставай, дружок, гудит гудок.

— Чего-о?

— Вставай, чудило, гудит гудило. Двенадцатую сберкассу на твоей территории ограбили. Два трупа.

— Что?!!

— Ну вот и сон весь вышел. Я пошутил.

— Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие!

— Проснулся? Теперь скажи — Корытковский не твой поднадзорный?

— Крот, что ли? Мой.

— Чем занимается?

— Как чем? Преступной деятельностью.

— Это по трудовой книжке?

— По трудовой книжке он грузчик в магазине.

— Если бандит, чего ты его не ловишь?

— А мне надо? Висяков полно, а я буду за всяким ублюдком ходить. Я даже не знаю, на чем он деньги зашибает и на какие шиши «жигули» купил. Ведь года не прошло, как с зоны вышел.

— Совсем никаких слухов о нем не доходило?

— Вроде на кого-то из блатных «авторитетов» работал. Но на кого — хоть убей, не знаю.

— А что ты знаешь вообще?

— Если такой умный, давай на мое место. И все будешь знать.

— С кем он водится?

— Я знаю только Знатока.

— Кого?

— Друзь. У него кликуха Знаток. По аналогии с игроком «Что? Где? Когда?». О нем тоже ничего конкретного не знаю. Известно только, что они вместе девок из третьей общаги трахают.

— Ясно.

— А чего этот балбес устроил?

— С ножом на меня кидался.

— У, надо наказать. Хочешь, подъеду, мы ему последние зубы вынем?

— Обойдусь… Что еще можешь об этой шобле сказать?

— О Знатоке и Кроте? Ничего… Слушай, вспомнил. Шелест шел, что они чуть ли не у торгашей каких-то в услужении. Или с цеховиками связались. Хотя зачем цеховикам такая шушера нужна?

— Шушера всякая нужна, — сказал Пашка и выразительно кивнул мне. Он повесил трубку и торжествующе воскликнул:

— Ты смотри, цеховики. Ха.

— Ниточка. Может, удастся потянуть.

— Вряд ли. Но попытка не пытка, товарищ Берия…

«КОЗА НОСТРА» — СДЕЛАНО В СССР

Допрашивать их ни я, ни Пашка не имели права. Хотя бы потому, что в этой истории мы оба фигурировали как потерпевшие. По идее и беседовать с ними мы тоже не имели права… Однако если нельзя, но очень хочется, то можно…

В кабинете при ярком электрическом свете я смог наконец внимательно рассмотреть прекрасные черты наших пленников. Начали мы с предполагаемого главаря шайки — Корытковского.

Экземпляр хоть куда. Можно на криминологическую выставку отправлять в качестве экспоната «Хомо уркас обыкновениус».

Они сидел, согнувшись на стуле и положив непропорционально широкие ладони на колени. Голова его была перевязана бинтами. Лоб у Крота оказался крепким, не слишком пострадал от удара пистолетом Макарова. Хотя, судя по всему, небольшое сотрясение мозга все-таки имело место.

На пальцах Крота синели три вытатуированных перстня следы былых отсидок. Еще одна татуировка на левой руке символизировала принадлежность хозяина к «отрицаловке» — злостным нарушителям режима в исправительно-трудовых учреждениях. Такие рисунки просто так не накалываются, их зарабатывают лотом, кровью и здоровьем. За них надо отвечать.

Лицо Крота можно охарактеризовать двумя словами — мерзкая морда. Угреватая кожа, сросшиеся кустистые брови, впалые щеки, непропорционально большой, мясистый нос, сплющенный, как у профессионального боксера. Верхнюю губу рассекал страшный шрам, и потому казалось, что Крот все время криво улыбается. Сочетание этой улыбки с наполненным злобой взглядом выглядело жутковато. Три зуба сверкали золотом… С такими субъектами не рекомендуется встречаться в темных переулках. А меня вот угораздило. Если бы не Пашка…

По виду, да, похоже, и по сути Крот был типичным уркой. Притом не из хитрых продувных бестий, всегда знающих свою выгоду, не из виртуозов воров, достигших высот в своем ремесле. Крот принадлежал к числу классических гоп-стопщиков, привыкших орудовать кастетом на большой дороге. Такие и на воле, и в зоне способны подписаться на самые поганые, темные дела и относятся к числу чрезвычайно опасных хищников.

— Ну что, бродяга, поговорим? — спросил Пашка. «Бродяга» на блатном языке означает вор.

— Охота язык напрягать, — буркнул зло Крот.

— Еще как охота. Увяз ты по самые уши.

— Не твоя забота.

— Я о тебе беспокоюсь.