Кларк: Майк, я не прошу тебя начинать третью мировую войну. Я прошу заблокировать взлетно-посадочные полосы, чтобы нам не пришлось столкнуться с проблемой, которая может вызвать кризис… Это не должно превращаться в конфронтацию… У тебя будет позиция… И они должны будут считаться с тобой.
Джексон: Сэр, я трехзвездный генерал, Вы не можете отдавать мне подобные приказы… У меня есть свое мнение.
Кларк: Майк, я четырехзвездный генерал, и я могу говорить тебе такие вещи{877}
.Кларк поясняет: «Я оценивал обстановку в стратегических терминах. Это могло стать поворотным моментом в судьбе НАТО. Сумеем или не сумеем мы проводить свои собственные миротворческие операции? Будет ли Россия играть в этих операциях равную роль с НАТО? Будет ли Россия добиваться своих целей хитростью и обманом или путем переговоров и компромиссов? Сможем ли мы провести эффективную операцию или же это будет еще одна слабая попытка в духе сил ООН?»{878}
.В конце концов, Джексон одержал верх. Британские силы перекрыли все дороги, ведущие к аэродрому и от него, и Джексон написал письмо, в котором однозначно заявлял, что НАТО не признает их, русских, претензии на контроль аэродрома. Без подкрепления Россия в любом случае не сможет контролировать этот аэродром. К тому же русские будут вынуждены просить у англичан воду и продовольствие{879}
.В этот напряженный период Ельцин часто общался с Клинтоном по телефону. В одном из таких разговоров Ельцин сказал Клинтону, что просто должен был сделать то, что сделал, и уверен, что Клинтон его простит. Наконец, 14 июня после высокопарных и невразумительных высказываний Ельцина один из помощников Клинтона передал тому записку, которая якобы отражала то, что два лидера пришли к соглашению. Клинтон сказал Ельцину, что согласен с ним, и затем озвучил три момента, о которых они договорились: вопрос о Приштине будет решаться на тех же принципах, что применялись в Боснии; долгосрочная дислокация войск будет определяться также на принципах Боснии; министр обороны Уильям Коэн и Игорь Сергеев могут согласовать детали на встрече в Хельсинки. Ельцин с этим согласился{880}
.В июне на встрече «восьмерки» в Кёльне Ельцин обратился к Клинтону. «Наши отношения были на грани краха. Если бы Вы и я не поддерживали контакт и не действовали честно и открыто, то они могли бы пойти под откос… Была пара моментов, когда мы четко дали понять друг другу, что наша дружба была на грани. Но даже в самые трудные моменты мы спрашивали себя: должны ли мы продолжать работать вместе? И всегда отвечали — да! Мы можем решить эту проблему так или иначе. И всегда приходили к согласию по любому вопросу. Почему мы это делали? Потому что все зависит от наших двух могучих стран — вот почему»{881}
.Выступая в печати в июне 1999 года, министр иностранных дел Игорь Иванов также подчеркнул важность встречи в Кёльне и личных отношений между Клинтоном и Ельциным. «Последние месяцы были не самыми простыми в отношениях между Россией и США. Однако, принимая во внимание созданный за последние годы запас прочности, о чем свидетельствует последняя встреча Бориса Николаевича Ельцина и Клинтона в Кёльне, мы можем твердо рассчитывать на преодоление имеющихся проблем»{882}
. У Клинтона должно было сложиться убеждение, что проведение встречи «восьмерки» было его самым удачным ходом.В Кёльне Клинтон не скупился на похвалы в адрес Ельцина за его помощь в окончании войны. Он говорил своим сотрудникам, что хочет, чтобы Ельцин «получил все, чего он заслуживает, и еще больше, что Ельцин может переписать историю так, как ему нравится». На вопрос прессы, доверяет ли он своему партнеру, Клинтон так высказался о своем человеке в Москве: «Я только могу сказать вам следующее: каждый раз, когда мне удавалось договориться с Борисом Ельциным, он держал слово»{883}
.Долгосрочный эффект
Когда американцы вспоминают Косово, они прежде всего думают о готовности НАТО в первый раз за свою историю начать войну не для того, чтобы защитить страну — члена альянса, но чтобы прекратить проводимую Милошевичем кампанию геноцида албанцев в Косово. Некоторые также указывают на допущенные обеими сторонами просчеты в период нарастания угрозы войны, а также после начала бомбардировок.