Мадлен Олбрайт еще более откровенно заявила, что «Россия не может считать эту войну обычным внутренним делом»{917}
. В ходе многостороннего совещания в Москве по проблеме ближневосточного урегулирования Олбрайт намекнула на необходимость аналогичного многостороннего вмешательства в Чечне: «Конфликты внутри государств, так же как и международные конфликты, создают угрозу нашей общей безопасности… Считаю, что ОБСЕ может сыграть очень важную роль в разрешении целого ряда внутренних конфликтов»{918}. В первых контактах с Путиным Клинтон также пытался подчеркнуть международные последствия чеченской войны. Российский премьер-министр, которому вскоре предстояло стать президентом России, категорически отверг такую постановку вопроса{919}. Когда Клинтон заговаривал о Чечне, это вызывало сильное раздражение российского президента. Путин не хотел слышать критику Клинтона. Видимо, отчасти из-за Чечни у двух лидеров не получилось хорошего контакта, и их отношения оставались натянутыми до самого конца второго президентского срока Клинтона.В плане риторики представители администрации Клинтона более критически оценивали поведение России во второй чеченской войне, хотя российская тактика ненамного отличалась от той, что применялась в первой войне. Российской военный эксперт Павел Баев писал об этой тактике: «Некоторые западные военные эксперты пришли к выводу, что Россия придерживалась модели, которую НАТО применяла в Косово, на самом деле трудно найти большое сходство между этими операциями. НАТО прибегала к нанесению массированных ударов с воздуха высокоточным оружием, позволявшим избегать вовлечения сухопутных войск, в то время как Россия использовала авиацию в ограниченных масштабах (о точности ударов вообще трудно было говорить) для поддержки наземных операций, полагаясь главным образом на массированное и неразборчивое применение артиллерии. В этой российской тактике «огневого вала» нет ничего нового»{920}
. Несмотря на утверждения Баева о преемственности, официальные американские представители пытались выявить различия, подчеркивая, что «огульное применение силы» является серьезной проблемой, требующей внимания и действий со стороны международного сообщества. Сестанович отмечал: «Непрерывные бомбардировки и артиллерийские обстрелы имели место почти во всех районах республики. Это огульное применение силы против мирного населения никак не может быть оправдано, и мы его осуждаем». Сестанович очень близко подошел к тому, чтобы назвать действия России военными преступлениями: «Как и другие страны, Россия приняла на себя определенные обязательства в соответствии с Женевскими конвенциями и Кодексом ОБСЕ по военно-политическим аспектам безопасности. Общая статья 3 Женевской конвенции устанавливает, что “в вооруженных конфликтах, не носящих международного характера, к лицам, не принимающим участия в военных действиях… следует относиться гуманно». Статья 36 Кодекса ОБСЕ устанавливает, что, если «при решении задач внутренней безопасности нельзя избежать применения силы, каждое государство-участник гарантирует, что ее применение будет соизмеримо с потребностями наведения порядка. Вооруженные силы должны избегать нанесения ущерба гражданским лицам или их собственности”. Нынешняя российская кампания не отвечает этим обязательствам»{921}.Тэлботт, в отличие от его прежних высказываний о первой чеченской войне, на этот раз критически оценивал действия России. «Сепаратизм и экстремизм чеченских мятежников, сопровождающиеся насилием и провокациями против Дагестана и других регионов, вызывают вполне обоснованную тревогу в плане безопасности. Мы не ставим под сомнение право и обязанность России бороться с терроризмом на своей территории. Однако это не оправдывает массированное применение российским правительством силы против мирного населения Чечни. Цифры говорят сами за себя: за период с сентября прошлого года 285 тыс. человек стали беженцами, тысячи невинных гражданских лиц убиты или ранены, разрушены тысячи жилых домов и предприятий»{922}
.Олбрайт назвала бомбардировку рыночной площади в Грозном «зловещей и заслуживающей осуждения», подчеркнув, что «огульное применение силы российской армией не может быть оправдано, и мы это осуждаем»{923}
. Такие выражения никогда не звучали в первую войну. Представители администрации Клинтона отмечали, что в качестве альтернативы «должны быть предприняты сознательные и энергичные усилия по вовлечению региональных лидеров в политический диалог». Эти призывы к переговорам адресовались одновременно российским и чеченским лидерам{924}.