Многие элементы того, что впоследствии станет частью соглашения между НАТО и Россией, уже обсуждались достаточно продолжительное время. Русские хотели гарантий, что на территории новых стран — членов НАТО не будут размещаться ядерное оружие или обычные вооруженные силы этого блока. Соединенные Штаты были заинтересованы в том, чтобы исключить возможность вмешательства России в процесс принятия решений в НАТО и избежать любого намека на то, что новые члены являются гражданами второго сорта. В конечном счете ни один из этих вопросов не вызовет особых споров. Однако был один важный и трудноразрешимый момент в характере новой договоренности: будет ли она кодифицирована как обязательный для исполнения международный договор (как этого хотели русские) или это будет политический документ, не подлежащий парламентской ратификации (этого хотели американцы)[129]
. В начале сентября 1996 года в Штутгарте госсекретарь Кристофер предложил «официальную хартию», которая могла бы привести к «постоянной договоренности о консультациях и совместных действиях между Россией и альянсом»{628}.Проблема заключалась в том, что, потеряв определенное время в ожидании перевыборов Ельцина, администрация теперь должна была ждать еще шесть месяцев, пока Россия свяжет себя официальной хартией, прежде чем можно будет начать конкретное движение в направлении расширения НАТО. Проблемы со здоровьем Ельцина практически отстранили его от активной политической жизни на всю вторую половину года, а без Ельцина не могло быть соглашения НАТО-Россия. Никто другой в российском правительстве — и уж, конечно, не министр иностранных дел Евгений Примаков, который сменил Козырева во время президентской кампании 1996 года, чтобы усилить позиции Ельцина в глазах националистов, — не был заинтересован и не обладал бюрократическими полномочиями, чтобы согласиться с условиями сотрудничества с НАТО без одобрения президента[130]
.В конце сентября Примаков встретился в Нью-Йорке с Кристофером, и эта встреча, по отзывам многих американцев, прошла крайне неудачно. Тэлботт пишет, что Примаков назвал генерального секретаря НАТО Хавьера Солану «стукачем», пытаясь таким образом дискредитировать его как возможного представителя на переговорах с Россией. Эделман вспоминает: «Встреча в Нью-Йорке была просто ужасной. По моей оценке, в тот момент Примаков был далеко не готов заниматься проблемой расширения НАТО и думал, что он все еще может вбивать клинья между США и их европейскими союзниками. Он специально ездил с этой целью в Германию и Францию, пытаясь блокировать этот процесс»{629}
. Отсутствие Ельцина и появление Примакова означали новые трудности в партнерстве НАТО с Россией[131].Несмотря на то что где-то весной-летом 1994 года Билл Клинтон решил вдруг форсировать расширение НАТО, он не мог двигаться в этом направлении слишком быстро, поскольку это создало бы риск для его политики оказания помощи реформам в России, что являлось главной целью его стратегии в области национальной безопасности. Неустойчивое положение Ельцина и периодические выпады России против расширения заставляли президента действовать более медленно, в то время как страны Центральной Европы и контролируемый республиканцами Конгресс подгоняли его. Президент не мог допустить впечатления, что страны Центральной Европы являются заложниками Москвы. Кроме того, в момент острого конфликта в Боснии Соединенным Штатам было трудно давить на альянс в плане его расширения. И вообще, как можно было убедительно доказывать, что расширение НАТО приведет к стабилизации в Центральной и Восточной Европе, в то время как в той же Европе никак не удавалось погасить крупный конфликт?
Администрация Клинтона смогла двигаться дальше в вопросе расширения только к осени 1996 года, после того как несколько проблем было решено. После победы Ельцина в июле 1996 года угроза коммунизма поблекла. Дэйтонские соглашения принесли мир в Боснию, и можно было без риска конфуза говорить, что расширение НАТО может помочь предотвратить повторение конфликтов, подобных боснийскому. В сентябре в ходе своего выступления в Штутгарте Кристофер призвал провести в начале лета 1997 года сессию НАТО на высшем уровне, на которой решить вопрос о приглашении новых членов. Однако несмотря на это ни президент, ни госсекретарь ничего не сказали о конкретных сроках принятия в НАТО новых членов.