Я понимал, что мое поведение было несомненно незрелым, но гнев победил разум. Я жаждал, чтобы он упал к моим ногам, искренне и безмерно просив о прощении. Чтобы он рыдал и умолял меня не причинять ему вреда. Ведь он чуть не лишил меня отца средь бела дня и даже не соизволил признаться в этом.
Не думая, я повалил его на землю. Алессио упал, не удержавшись на ногах. Я ударил его по почкам, довольный тем, что он хрипит в ответ.
— Pezzo di merda!(Гавнюк!) Я должен сломать тебе вторую руку!
Оттолкнувшись от меня, он с ловкостью сбросил меня со своей спины. Приземлившись в грязь, я был готов к его следующему ходу. Вспомнилось, как мы уже сталкивались с этим в Шотландии, и я предвидел, что Алессио постарается прижать меня к себе, рассчитывая на свою более массивную фигуру. Но я не оставил ему шансов. И с одной здоровой рукой он был в невыгодном положении.
Сделал выпад и оказался на нем сверху. Когда ударил Алессио по ребрам, он зашипел, закрыв глаза, как будто ему было очень больно.
— Cazzo!(Блядь!) — простонал он. — Principe, per favore. (Принц пожалуйста) Мои ребра все еще сломаны.
Сломанные ребра?
Я сполз на его бедра и задрал рубашку. На нем места живого не было, весь его торс украшали выцветшие желтовато-коричневые синяки. Этот ужасный гобелен был результатом темницы, когда люди моего отца выбили дурь из Алессио.
Я слез с него и встал. Мне не хотелось сочувствовать страданиям снайпера. И все же я сочувствовал.
Поморщившись, он сел и подтянул рубашку. Алессио тяжело дышал. Даже во время бега я никогда не слышал, чтобы он так выдохся.
— Ты в порядке? — необдуманные слова слетели с губ прежде, чем я успел их остановить.
Он жестко кивнул мне, затем медленно поднялся на ноги. Он не мог согнуться из-за ребер, поэтому держал спину прямо и, спотыкаясь, направился к дереву. Выглядя немного бледным, он привалился к стволу.
— Как ты собираешься убить Бускетту, если ты не можешь стрелять и едва двигаешься? — я прищурился на него.
— Я могу стрелять левой рукой.
— Метко? — он не ответил, поэтому я сказал очевидное. — Они сломали тебе руку и ребра.
Алессио просто стоял и дышал. Madre di dio. Я не знал, насколько серьезно он был ранен. Но и не спрашивал.
— Не думал, что они могут причинить тебе такую боль.
Он слегка покачал головой.
— Я готов вытерпеть сотню побоев или тысячу ради тебя. Нет такого количества боли или страдания, которое не принял бы во имя тебя.
— Черт возьми, Алессио, — сristo.
Я не хотел ничего чувствовать при его заявлении, но смягчился на самую малость.
— Это правда. Прости меня, принц.
Оставшись одни на холмах, мы стояли под сицилийским солнцем и пытались перевести дух. Я был зол, но в то же время мне было грустно. Я скучал по нему. Мне не хватало того, что у нас было, тепла и взрывной химии, пока он все не разрушил.
Поэтому я сказал ему правду.
— Я не могу тебя простить.
— Не можешь или не хочешь?
— И то, и другое. Так что если ты пришел сюда в надежде завоевать меня, то это пустая трата времени.
— Я не знал, что ты придешь, — поморщившись, Алессио выпрямился. — Я позвонил Марко Раваццани и сказал ему, чтобы они держали тебя дома. А не отправили тебя сюда.
— Мой отец был против моего приезда в Палермо.
— Он был прав. Это глупо с твоей стороны.
— Я могу за себя постоять. Мне не нужно, чтобы ты или он защищали меня.
— Нет ничего плохого в том, чтобы позволить другим помогать тебе. Неужели ты настолько горд и упрям, что рискуешь собственной безопасностью?
— Так говорит человек, который всегда работает один.
— Не всегда, — тихо ответил он. — Я скучаю по работе с тобой. Мы были хорошей командой по делу с Нино.
Cazzo, подобные слова выходят из уст Алессио.
— Прекрати так говорить. Я не хочу это слышать. Ты сделал из меня дурака, лгал мне все это время.
— Джулио, — сказал он с многострадальным вздохом. — Я согласился убить тебя, и это тебя не смутило. И все же ты не можешь простить меня за то, что я не рассказал тебе о твоем отце?
— Не люблю секреты, Алессио. И не притворяйся, будто то, что ты сделал, не имеет никакого значения.
— Я знаю, что это очень важно. Просто надеялся, что ты любишь меня настолько, что сможешь это пережить. Но ты даже не хочешь попытаться. Ты даже не хочешь меня выслушать.
— Не взваливай это на меня, stronzo (застранец). Это твоя вина.
— И что, это все? Я для тебя умер?
— Ты думаешь, я буду продолжать трахаться с человеком, который чуть не убил моего отца и лгал мне об этом? Ma dai, снайпер, — фыркнул я, шокированный тем, что он вообще спросил.
Страдание и боль в его серых глазах удвоились, затравленный взгляд, который я никогда не забуду. Мы стояли так в течение долгого времени, никто из нас ничего не говорил. Наконец, он потянулся за своим рюкзаком. Он осторожно взвалил его на плечи.
— Пойдем, убьем дона Бускетту. Тогда тебе больше никогда не придется меня видеть.
Не дожидаясь, что я сделаю, он начал спускаться по склону на другую сторону.