Цель – Мавзолей и далее… Из морока постмодернизма в окопы Донбаса

– Да, в большей мере. Хотите конкретики? С именами папского посланника Поссевино, чей визит на Русь не удался, мерзавца и вруна Генриха Штадена, о котором все исследователи пишут, что он негодяй и лжец, англичан Флетчера и Горсея?

Сосед удивленно посмотрел на Максима, его несколько развязанная манера вести диалог прошла.

– Нет, не хочу! У меня нет фактов, но, я думаю, вы очень вольно обращаетесь с этой исторической информацией.

Далее разговор коснулся Русской Православной Церкви. Маловоцерковлённый Максим, но хоть как-то подвизающийся, был поражён совершенной неосведомлённостью собеседника, при этом крайне враждебно и агрессивно настроенного по отношению к Православию. Это была сплошная хула. Вначале он попытался спорить, говоря, что если вы уж указываете на мракобесие и средневековье, тогда критикуйте государство Израиль, там религиозная жизнь развита больше. Но слушая дальнейшие рассуждения соседа, попросил прервать разговор или сменить тему.

Затем они перешли к идее спланированности хаоса и развала нашей страны.

– Да, кому мы нужны? Что у Америки и Европы нет своих проблем кроме нас? Русскому человеку легче все свои беды свалить на кого-то другого кроме себя.

– Вы действительно на полном серьёзе считаете, что мы, с нашими природными ресурсами, никому не нужны? – спросил Максим.

Но, услышав очередные эмоциональные нелепости и либеральные штампы, уяснив, что спорить бесполезно, закончил беседу словами: «Я думаю, что никому не нужны именно мы, а ресурсы нужны более чем».

Как-то позже Максим увидел этого человека в популярной политической передаче. Металл звучал в его голосе, когда он представился и назвал рок-группу, лидером которой являлся. Однако, как этих типов распирает гордыня, – подумал Максим. Медиоперсона снисходительно вещала о коррупции, беспросветном рабском положении народа. «Говорят они правильные вещи, только кто нам эту коррупцию и рабство насадил, – думал Максим. – Вот план Лиоте в действии – вырастить людей, верных своим целям и идеям, идеям, разрушительным для нашей страны. Что нам надо постоянно каяться за свою нелепую и дикую историю, что в начале девяностых просвещённые романтики младореформаторы имели мужество дать нам модель демократического развития, но глупый, дремучий наш народ не смог ей воспользоваться, по причине своего исторического варварства. На самом деле – „нам дали не хлеб, а змею“, которая обязательно должна была ужалить».

Просидев с полчаса в пабе и так и не сумев сделать заказ, Максим вышел на улицу и пошёл в ночь. Тогда же из него окончательно вышел и кондотьер, алчный хищник стяжатель, его место заняло другое лицо – это был бескорыстный защитник, чей удел битва и жертва.

* * *

В эти месяцы всколыхнулась страна и за последние более чем двадцать лет оцепенения сделала шаг и двинулась куда-то. Пошла без ориентиров, без пророков, без идеи, руководимая стайкой напуганных за свой сказочно-сытый быт лжецов. Что ждет впереди, сумеем ли пройти предначертанный путь и будет ли он суров и страшен и забрезжит ли впереди рассвет?

Что-то сбывалось над ним,
и спросить мне хотелось: «Что видишь?»

Жуковский В.А.

Максим погиб в первых числах июня на блокпосту около деревни Семёновка, что близ Славянска. Когда начался обстрел, Максим вылезал из скрытого блиндажа, собираясь выкопать яму под бак с горючим. Недалеко фырчал генератор, трудясь для нужд ополченцев. Он, по всей видимости, и привлёк внимание неприятеля. В этот день это был первый минометный залп. Омерзительный вой резанул по ушам и мгновенно сменился резкими как удары хлыста, взрывами. В один миг мир стал хрустально-хрупким и смертельно опасным. Вдруг рядом чудовищно грохнуло так, будто кто-то тряхнул весь мир, и что-то горячее как кувалдой долбануло в грудь.

Боли Максим не почувствовал. Общее внутреннее сверхнапряжение его как-то лопнуло сродни тому, когда выдыхаешь полной грудью, только в тысячу раз сильней. Он в мгновение ока увидел всю свою жизнь, вернее охватил её как единое целое. Увидел картину, которую когда-то рассматривал в «Савое» и вот он уже внутри неё. Строй конных крестоносцев бешено врубился в ряды ратников. Кругом всё дрожало и ревело, мелькали мечи, щиты, доспехи. Максим ощутил себя внутри битвы. И хотя время спрессовалось, память Максима как алмазом на стекле вырезала и удержала на миг знание: как красивы и светятся изнутри лица тех, кто «положил душу свою за братьев своих».

Над просторами Новороссии играет ветер, он проносится над травой, и по ней пробегает зябь, как по воде; пронесётся над степью и она взволнуется, как море, он завывает в ржавых чревах подбитых танков и бронетранспортёров, гудит в распахнутых настежь калитках и трубах разрушенных хат. Он разносит миру весть об этой войне. И этот шум ветра и далёкий говор орудий как трубный глас доносит фразу: «Помни, по примеру предков, мы здесь стояли насмерть, чтобы жил ты!»

* * *

Александр Дугин.

«Игорь Стрелков: имя русского мифа».