Цель номер один

Ну а в отношении тех, кто по каким-то причинам категорически не желает проходить ни военную подготовку, ни службу, ее замещающую, существует прекрасное средство – вид на жительство. Военнообязанные по достижении совершеннолетия получают такой вид, а, пройдя обучение, получают настоящий паспорт гражданина. А не прошедшие так и остаются с «видом», не позволяющим им вступить в полноценные гражданские права. Ну а действенность этого средства, конечно, будет зависеть от престижности гражданских прав в будущей России в глазах ее населения.

О современности и архаике (заключение)

Выше я много говорил о том, что, во-первых, нынешняя армейская система не соответствует армейским реалиям, а во-вторых, возможно, мы живем в переломную эпоху (в плане военного строительства), но сами этого не осознаем.

И переломность касается не только проблемы армейского комплектования.

В одном из рассказов Шукшина персонаж, делая первый ход в шахматной партии, обязательно говорил: «Е-два – е-четыре!» И пояснял, что это так полагается: люди «шутят так», чтобы другие поняли, мол, «этого голой рукой не возьмешь».

Вот и армейская уставная традиция настолько въелась в наше сознание, что мы перестали отдавать себе отчет, связана она сколько-нибудь с практикой или нет.

Для нас образ осанистого военного в красивом мундире, с начищенными сапогами и пуговицами настолько привычен, что мы не задумываемся, почему он должен быть таким, а не другим. А если задумаемся, то ответ будет наверняка чем-то вроде: а чтобы все видели – этого голой рукой не возьмешь!

Между тем, все уставные требования, уходя в глубь столетий, имеют под собой конкретный утилитарный смыл.

Скажем, единообразная форма одежды со строгой регламентацией (подобно форме футболистов) нужна была на поле для того, чтобы четко видеть своих, кому, условно говоря, надо «отдать пас» (прийти на помощь).

В бою солдат опять же должен был быстро увидеть белый шарф офицера; поэтому офицер должен отличаться формой от солдата (как вратарь в футболе – от полевых игроков).

Так же войска должны были легко видеть полковое знамя над полем. Во-первых, чтобы ориентироваться, где свои, а где чужие (в бою возможна и такая потеря ориентации), во-вторых, чтобы успокоиться: знамя на месте, а под ним – сам полковник или даже генерал с плюмажем на треуголке. И взятие противником знамени в старину фактически неизбежно означало разгром из-за потери управления.

Военная выправка – это необходимый элемент психологической закалки: солдат должен стоять или идти под обстрелом, не кланяясь ни пулям, ни ядрам, а только старательно соблюдая строй.

Красивые коробочки войск на параде – это не произведения военно-декоративного искусства; именно на такие коробочки (каре) разбивались солдаты в бою, каре обладало гигантской огневой мощью (подобной пулемету), и залог победы заключался в том, чтобы уметь маневрировать и в конечном счете подойти к противнику на расстояние штыковой атаки. Такое маневрирование (с одновременным ведением огня) требовало огромной выучки, и парады должны были эту выучку продемонстрировать.

Даже, казалось бы, чисто эстетическая традиция переодевания перед боем в чистое белье несла практический смысл: чистая ткань, попав с пулей в рану, в меньшей степени угрожала тяжелым нагноением.

Достаточно беглого взгляда на современный бой, чтобы понять, насколько привычные уставные требования к внешнему виду и поведению не просто устарели, а противоречат стилю современной войны.

Оба противника на поле боя одеты в камуфляж, задача которого – сделать бойца не хорошо видимым для своих, а наоборот, максимально невидимым (для чужих, конечно, но неизбежно и для своих тоже). Требование незаметности и – шире – приспособления к ландшафту делает бессмысленными и вредными унификацию обмундирования (а аналогичное требование Женевской конвенции к бойцам воюющих армий быть обмундированными в единообразную форму – из области таких же устарелых фантазий); бойцы на передовой по внешнему виду всегда ближе к партизанам, чем в тылу, и это правильно – удобство на войне часто способствует выживанию.

Командиру в полевых условиях желательно по возможности как можно меньше отличаться от рядовых – иначе его быстро снимет снайпер. Даже отдание чести по этой причине не рекомендуется – но уставы, понятное дело, таких «мелочей» не замечают.

Факт потери знамени в наше время практически ничего не значит: если штаб разгромлен, то и часть уничтожена, даже если знамя уцелело, и наоборот, часть, во главе со штабом пробившаяся к своим, фактически сохранилась, даже если знамя вынести не удалось. Но командование и военная юстиция под влиянием въевшихся в сознание традиций будут считать иначе и сломают карьеру (а часто и жизнь) даже героически проявившим себя в тяжелой обстановке командирам, поскольку воинское знамя ныне превратилось просто в обременительный символ, тащащийся из далекого прошлого.