Цель – Перл-Харбор

– А разговор со Сталиным, в общем, состоял из двух фраз. – Орлов посмотрел на свои часы и опустил руку. – Он сказал, что очень сожалеет, что мне пришлось принимать такое непростое решение.

– Вам? – Бровь на лице Игрока переехала вверх, изогнулась, как гусеница. – Впрочем, это не важно. Если Иосиф Виссарионович хочет так считать – пусть считает. Но эта была первая фраза. А вторая?

– Вторая… Он еще раз просмотрел бумаги Торопова, особенно внимательно ту страницу, где перечисляются требования к летчикам – опыт, профессия, семейное положение… Покачал головой и сказал, что надеется… очень надеется, что подобный человек не будет жить слишком долго.

– Так и сказал? – Игрок сделал вид, что удивился. – Надеюсь, вы ему этого не обещали? Вы ведь не любите врать, а жить Торопов будет долго. Значительно дольше, чем вам и Сталину хотелось бы…

– Я Сталину ничего не обещал, кроме того, что Япония не станет нападать на СССР в сорок первом году.

– Вы очень честный человек, Орлов! – сказал Игрок. – В любом случае я вас поздравляю, поручик. Кризис преодолен. Осталась ерунда. Убить пару-тройку тысяч человек и исковеркать несколько тысяч тонн железа и стали… Вас, кстати, не охватывает ужас перед глобальностью содеянного? Озноб по телу не пробегает? Может, зайдем куда-нибудь, выпьем? Вы, конечно, не получаете удовольствия ни от процесса, ни от результата, но ведь такой повод… Не захотите выпить за гибель людей – выпьем за спасение Москвы… и гибель других людей, в конечном итоге.

Орлов не ответил.

Он посмотрел на север, туда, где за горизонтом скрывается японский флот. Орлов чувствовал себя мерзко, казался себе испачканным в грязи, но скорее бы умер, чем признался в этом Игроку.

Знают ли летчики, что обратно не вернутся?

Конечно, знают.

Выполнят ли задание? Конечно, выполнят.

Торопов все точно рассчитал.

Надеюсь, сказал Сталин с брезгливым выражением лица, подобные люди не живут слишком долго. Мне тоже доводилось работать с мерзавцами, сказал Сталин, но все должно иметь пределы. И каждый должен понести наказание по делам его. Вы об этом не задумывались, Даниил Ефимович?

Но Орлов ничего не мог сделать. Он отвечал за людей, которые ему доверились. И не мог нарушать правила. Иначе Игрок найдет другого исполнителя.

6 декабря 1941 года, Тихий океан, севернее Гавайских островов

Из русских относительной свободой передвижения на «Акаги» пользовались только Костенко, Сухарев и Торопов. Остальным разрешалось выходить из кают только в туалет, в столовую и, всего раз пять за две недели, на палубу.

Костенко и Сухарев своей свободой пользовались лишь для того, чтобы время от времени заходить к пилотам. Капитану и лейтенанту выделили двухместную каюту, остальные русские, что на «Акаги», что на других авианосцах, жили в отсеках по десять человек. Около семидесяти человек на каждом корабле.

Кого из японцев и куда выселили, чтобы освободить жилплощадь пассажирам, Костенко не интересовало. Его сейчас вообще мало что интересовало. Он знал дату завершения похода, знал, чем именно закончится этот поход, и ждал, когда придет срок.

Два раза за все время плавания он смог уговорить Торопова и японцев, чтобы ему разрешили побывать на других авианосцах и переговорить с летчиками. Хоть как-то их поддержать.

Летчики и штурманы держались спокойно. С обреченностью скотов, сказал со смехом Торопов. Водки им не дают, выхода им не оставили. Что делать? Ждать. Песни петь печальные – и то нельзя. Незачем японцам слушать русские жалостливые песни.

Экипажи авианосцев не стремились выяснить, кто живет в запретных каютах. Шла обычная корабельная жизнь. К ней привыкли даже советские летчики, поначалу здорово страдавшие от морской болезни.

Последний раз Костенко совершил свой объезд личного состава этой ночью. Поговорил с людьми, стараясь избегать казенщины и банальностей, но как тут придумаешь шесть разных искренних речей по одному и тому же поводу?

Держитесь, товарищи. Осталось совсем немного потерпеть, а потом – в бой. Наши начали наступление под Москвой, рассказывал Костенко. По радио, естественно, еще ничего не передавали, пятого декабря советские войска только нанесли первый удар, результатов особых пока не было, да если бы и были, то японцы все равно ничего русским бы не сообщили. Об ударе, о сибирских дивизиях, о том, что Красная Армия наступает и будет наступать до самого января сорок второго года, Костенко рассказал Торопов.

Значит, не зря, сказал кто-то из пилотов на «Хирю».

Не зря, ответил ему Костенко.

Наш выход, сказал штурман на «Дзуйкаку». Скоро наш выход.