Читаем Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой полностью

Здороваемся с ними, спрашиваем, знакома ли им семья Телегиных. Оказывается, знакома. В Перехваткино живет младший сын Николая Павловича – Павел Николаевич. Дом его – единственный в Перехваткино вновь построенный и к тому же каменный дом. Он, кажется, должен быть дома. Поехали. Проселочная дорога от Трофимово в Перехваткино сначала поднимается на невысокий холм, где в свое время стоял сарай, в котором лен чесали. На месте сарая теперь вновь построенная овчарня.

И вдруг перед моими глазами развивается происшествие, словами описать которое беспредельно трудно. За все эти годы после ухода из Перехваткино я сохранил в памяти ту милую картину, которая открывается заезжему при приближении к деревне с холмика на полпути от Трофимово. Стоило мне закрыть глаза, направить мысли в данное направление, и в любое время видел мнимый пейзаж русской деревни, утопающей в зелени, с темной полосой леса на заднем плане. А что со мной делается теперь? Закрываю глаза, открываю их, и, какое чудо, естественная картина ничем не отличается от зафиксированной в памяти. Это «мое» Перехваткино, та же деревня, что была 40 лет тому назад. Ничего, кажется, за этот срок не изменилось, но есть какой-то оптически незначительный дефект, природа которого объяснилась позже.

Остановились у домика П. Н. Телегина, застали мы его дома. Знакомимся, он ошеломлен от удивления. Спрашивает, что гонит человека из далекой Германии сюда, в русское захолустье повидаться с деревней Перехваткино. П. Н. Телегин приблизительно сорокового года. Он тускло помнит немца, который разговаривал по-русски и с которым папа часто ходил в лес. «Вот, – говорит, – проверим вашу память. Покажите мне избу отца!»

Пошли вместе – процессией: впереди Павел Николаевич и я, позади шофер, сопровождающий и Анатолий. И, не пройдя 100 шагов, пальцем указываю на изящную избу, окрашенную в синий цвет с белыми украшениями. И не ошибся, несмотря на то, что изба Телегиных раньше была окрашена в темно-бурый цвет.

На противоположной стороне деревенской улицы мне бросается в глаза та изба, в которой мы жили в период пребывания в Перехваткино. Какая встреча! Возвращаюсь мыслями в тот период молодости, когда как пленник здесь наслаждался счастьем максимальной свободы. Как я возлюбил эту деревню! Как сокровище сохраняю память об этом красивом и милом местечке.

Покидаем деревню, направляемся к ручью, где раньше было болото. Смотрю на деревню с окраины, и мне становится ясно, в чем состоит принципиальное изменение картины деревни: нет за избами огородов! Там чистый пар!

Павел Николаевич Телегин рассказал, что в первые послевоенные годы население в основном жило на тех продуктах, которые давали личное хозяйство и лес. У всех были: корова, козы, гуси, куры, у всех был участок под картофель, капусту, огурцы и пр. Зато на колхоз работать ходили неохотно. Этому положению, по словам Телегина, положил конец Хрущев. Скот отобрали, заниматься огородничеством запретили. Живут люди сегодня хуже, чем в первые послевоенные годы! Вот и преимущества колхозного строя.

Погуляв по берегу ручья, обращаюсь к сопровождающим меня мужчинам с просьбой на полчасика хотя бы оставить меня одного. Овладело мной такое душевное волнение, что выхода другого не вижу, кроме уединения. Не ожидал я, чтобы новое свидание с этой местностью могло на меня оказать настолько волнующее влияние.

Хожу по лугу, где прежде было болото, где когда-то ночью под гром и молнии и обильный ливень на четвереньках переправился от лесистого восточного склона на Перехваткино. Пытаюсь вернуть себе покой, вместо волнения радоваться тому, что наконец суждено мне было вновь повидаться с любимой деревней.

Вижу, что совсем недалеко от меня из леса выходит пара женщин с корзинками. Приближаются ко мне, стало видно, что старшая из них не моложе семидесяти, а младшая на 15-20 лет моложе. Старшая ходит в лаптях. Здороваемся, начинаю разговор. Рассказывает младшая, что по грибы пришли из города Правдинска. Обходили лес кругом с самого утра, а урожай – неурожай. В корзинках дно видно. Мне известно, что от города Правдинска сюда не менее 20 км по прямой, и эту дистанцию обратно им надо пешком пройти. Об общественном транспорте здесь и думать грех. Но, думаю, чудотворцем в этом случае, наверное, могу быть я.

Разговаривая, приближаемся к машине, где меня ждут. Прошу шофера посадить старуху с дочерью, так как в Правдинск нам по пути. Он соглашается, прощаюсь с Павлом Николаевичем, отправляемся в путь.

Темы беседы с новыми пассажирами, к сожалению, не помнятся потому, что все мое внимание сосредоточилось на окружающей среде. Приехали в Правдинск, остановились, чтобы женщинам выйти из машины. Словами обе выражают глубокую благодарность, а старшая из-под юбки достает небольшой платок с узлом, открывает узел, предлагает мне рубль за проезд.

Сдержать слезы невозможно мне, обнимаю ее, объясняю, что оплата только шоферу, а тот отказывается. Желаю всего доброго, трогаемся в путь, и я чувствую, что снова здесь оставил кусок сердца.


Глава 9: Лейтенант Ведерников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное