Читаем Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой полностью

1947 год был голодным. Гражданское население, с которым приходилось сталкиваться, голодало. Лучше было положение на производстве тяжелой химии. Там людям давали обед, который от еды пленных почти не отличался. Зима, холодно. На перекур русские и немцы собираются вместе, греются у железной печки. Русские из карманов вытаскивают картофелины, режут на ломтики и кладут их прямо на плиту печи. И обязательно угощают пленных. Значит, мы питаемся на одном уровне. А вот, работающие рядом с нами русские заключенные, питаются еще хуже нас. Свободный человек все же легче переносит голод, нежели заключенный, на которого угнетающе действует психологический фактор.

«Щи да каша, пища наша» – эту поговорку мы знали хорошо, но мечтали о германской кухне, и у большинства все мысли были сосредоточены на состоянии собственного организма. Подаваемые в лагере блюда считаются «проклятой русской жратвой». Всякая восприимчивость к идеологии в данных условиях управляется одним желудком. Так что перевоспитание в системе ГУЛАГа – было актом издевательства и безумия.

Любой преступник, даже убийца, знает, какой срок ему определил суд, и знает дату выхода на свободу. А пленный – кто? Какая уж тут идеология? Когда находимся в положении заложников в руках державы-победителя, нас могут держать в неволе вечно. Какие аргументы могут разбить такое мнение, я не знал. Если пропагандист говорил, что советская сторона сохранила нам жизнь и здоровье, то в ответ слышал: «Единственная их цель – сохранять как можно дольше работоспособность армии вечных рабов». Официальная позиция, что военнопленные должны «искупить вину немецкого народа перед Советским Союзом», совсем не понятна. Отвечают: «Почему только мы? Разве для нас недостаточно 2-3 года? Пусть соберут там тех, кто вообще не испытал этого ужаса».

Очень трудно вести политическую агитацию в таких условиях. Немного окрылил всех лозунг: «1948 – год репатриации!» Но пленные уже ничему не верят. Потому что на родину пока что возвращаются только дистрофики и больные, одним словом неработоспособные.

Переселился я в жилое помещение антифашистского актива. Поближе познакомился со старшим – Теодором. По справедливости и умению общаться с людьми он старый мудрец, хотя старше меня только лет на пять. Главная задача для него – отстаивать интересы рядовых пленных против незаконных и морально недопустимых действий как со стороны немецкого самоуправления, так и со стороны русской администрации. Есть ли у него какое-нибудь политобразование, каким богам он поклоняется – никто не знал и не интересовался. Теодор немного говорит по-русски и пользуется большим уважением начальника политчасти майора Ройтберга и главного в советской администрации подполковника Романова. Как сумел он встать на такую позицию – не имею представления. Неоднократно в своих резких дискуссиях с начальством он пользовался моими услугами переводчика. Послушным слугой он не был. Добиваясь справедливого решения, он, как эквилибрист, ходил по канату, мешая начальству в проведении корыстных мероприятий в ущерб военнопленным. Но, справедливости ради, он принимал решения о наказаниях и военнопленных, если таковые нарушали дисциплину. С проступками типа мелкой кражи у нас свои методы воспитания, а что касается крупных, то это уже решала советская администрация лагеря.

Помнится такой случай. В зиму 1947-48 г. г. бригады, работавшие на воле, снабжались овечьими шубами, за что люди были весьма благодарны, потому что морозы стояли крепкие и мундирные шинели Вермахта никак не соответствовали требованиям русской зимы.

Повторно и все чаще отдельные «рядовые» труженики докладывали о том, что их шуба исчезла во время пребывания в лагере. Им не поверили. Новую шубу не выдали, потерпевшим приходилось выходить на работу в тоненькой шинели. Когда среди потерпевших оказались несомненно честные товарищи, Теодор взялся за дело сыщика. Как он создал систему тайной полиции, для меня осталось тайной. Он имел исключительные способности гипнотизера и пользовался ими при расследовании мелких нарушений. Быть может, у него были и телепатические способности. Однако удалось поймать вора в присутствии представителя советской администрации. Не арестовали его на месте, а тайком следовали за ним, чтобы вскрыть и «торговую сеть», которая транспортировала контрабандный товар за пределы лагерной зоны. Шефом организации оказался один немец – командир батальона. Отдали его под суд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное