Цель Зеро

– В Университет поступил запрос из ВОЗ по поводу дополнительных научных сотрудников. Они, в свою очередь, предложили эту работу мне, – ответил он по-английски. Сам Цицерон был коренным греком, а Рено – выходцем с южного побережья Франции. Поэтому мужчинам приходилось использовать международный язык для общения. – Честно говоря, передо мной было еще два человека. Но оба они отказались. Я же увидел отличную возможность, чтобы…

– Бум! – с ухмылкой перебил его мужчина в возрасте. – Я не спрашивал о твоих работах, Рено. Я читал сообщение, а также твою диссертацию об уникальной возможности предсказать мутацию гриппа В. Должен сказать, очень хорошо написано. Вряд ли я смог бы сделать лучше.

– Спасибо, сэр.

– Оставь своих «сэров» для конференций и благотворительных вечеринок, – усмехнулся доктор. – Здесь мы все равны. Зови меня просто Цицероном. Сколько тебе лет, Рено?

– Двадцать шесть, сэр… То есть, Цицерон.

– Двадцать шесть, – задумчиво повторил собеседник, вытянув ладони над походной кухней, чтобы согреть руки. – И уже заканчиваешь докторскую? Впечатляет. Но я хотел узнать именно то, зачем ты сюда приехал? Как я уже говорил, я видел твои документы. Ты молод, умен, даже красив… – снова ухмыльнулся Цицерон. – Думаю, ты мог бы пройти стажировку в любом месте на этой планете. И за эти четыре дня, которые ты провел с нами, ты ни слова не рассказал о себе. Почему именно это место, когда есть столько всего интересного вокруг?

Цицерон развел руками, словно подтверждая свою точку зрения, хотя в этом не было особого смысла. Совершенно пустая арктическая тундра в серо-белых тонах растянулась во всех направлениях, насколько было видно невооруженным глазом, не считая северо-востока, где виднелись сопки, покрытые снегом.

– Что ж, если говорить прямо, доктор, я приехал, чтобы поучиться именно у вас, – признался Рено, у которого уже порозовели щеки от мороза. – Я ваш поклонник. Ваша работа по предотвращению вспышки вируса Зика была поистине вдохновляющей.

– Ясно, – добродушно отозвался Цицерон. – Лесть поможет тебе добраться куда угодно, хотя в данный момент для этих целей больше подойдет черный бельгийский кофе.

Он натянул толстую варежку на правую руку, вытащил кофеварку из походной кухни, работающей на бутане, и заполнил две пластиковые чашки дымящимся напитком. Это было одним из немногих преимуществ современного мира, доступных им на просторах арктической пустыни.

Последние двадцать семь дней жизни доктора Цицерона его домом служил палаточный городок, расположившийся примерно в ста пятидесяти метрах от берега Колымы. Он состоял из четырех неопреновых шатров, брезентового навеса, прикрепленного с одной стороны, чтобы закрывать их от ветра, и временного герметичного помещения. Именно под брезентовым навесом сейчас и стояла пара мужчин, наливая себе кофе, сваренный в походной кухне с двумя горелками, установленной среди складных столов с микроскопами, образцами вечной мерзлоты, археологическим оборудованием, двумя мощными компьютерами, устойчивыми к перепадам температур, и центрифугой.

– Пей, – произнес Цицерон. – Подходит наша смена, – он отхлебнул кофе, прикрыв глаза. С его губ сорвал тихий стон удовольствия. – Это напоминает мне о доме, – мягко добавил он. – Тебя кто-нибудь ждет там, Рено?

– Да, – ответил молодой человек. – Моя Клодетт.

– Клодетт, – повторил Цицерон. – Милое имя. Женаты?

– Нет, – просто ответил Рено.

– С нашей работой очень важно иметь что-то, к чему захочется вернуться, – задумчиво произнес Цицерон. – Это придает сил справиться в будущем с тем хладнокровием, которое часто бывает просто необходимо. Тридцать три года я называл Фиби своей женой. Работа забрасывает меня в самые дальние уголки планеты, но она всегда ждет моего возвращения. Находясь вдалеке, я скучаю, но оно того стоит. Каждый раз, когда я приезжаю домой, я заново влюбляюсь в нее. Как говорится, разлука для любви, что ветер для искры.

– Никогда бы не подумал, что вирусолог может быть романтиком, – усмехнулся Рено.

– Эти вещи никак не исключают друг друга, мой мальчик, – слегка нахмурился доктор. – И все же… Сомневаюсь, что твоя голова забита именно Клодетт. Ты очень задумчивый парень, Рено. Я не раз замечал, как ты смотришь на вершины гор, словно пытаешься найти там ответы.

– Думаю, вы упустили свое истинное призвание, доктор, – ответил Рено. – Вам стоило бы стать психологом, – но улыбка быстро исчезла с его лица, как только он продолжил. – В общем, вы правы. Я согласился на эту работу не только из-за возможности поработать с вами, но и потому, что посвятил себя одному делу… Делу, основанному пока лишь на личных убеждениях. Но стоит отметить, что я даже немного боюсь того, куда эти убеждения могут привести меня в итоге.

– Как я уже отметил, независимость очень важна в нашей работе. Нужно научиться быть хладнокровным, – понимающе кивнул Цицерон, положив руку на плечо молодого человека. – Это говорит тебе человек с огромным опытом за плечами. Убеждения – это несомненно мощный стимул, но эмоции имеют тенденцию затуманивать разум и притуплять интуицию.