Целая вечность и на минуту больше-2

«Трубка» взгрустнула:

— Времени, конечно, маловато, но все лучше, чем то, что планировалось, — «трубка» вздохнула снова. — Конечно, это не телефонный разговор и я хотел бы просить вас о личной аудиенции…

— То, что вы предлагаете, настолько авантюра, что я даже не представляю, о чем мы будем говорить, — я начинал злиться. Откровенно говоря, я мог особо не стесняться в выборе выражений: если бы он был блатным, меня бы предупредили, а так как мне из министерства не звонили, то скорее всего это какой–нибудь «самородок», непонятно откуда нарисовавшийся в Швейцарии.

— Я просто думаю, что мы все заинтересованы в том, чтобы праздник был как можно более интересным, — «трубка» все еще пыталась меня убедить. — Тем более что бывший глава диаспоры будет проводить альтернативный праздник Весны.

— Именно посольство финансирует это мероприятие, так что не будьте большим католиком, чем папа римский. Во всяком случае, мы будем категорически против каких–либо изменений в программе в течение такого короткого срока. А насчет встречи ничего против не имею, но следующий месяц я занят самым плотным образом, так что мы сможем встретиться как раз на празднике Весны, — я замолк, давая понять, что разговор закончен.

— Спасибо, господин посол, счастлив был говорить с вами, — «трубка» начала потеть, и это было понятно без всякого визуального контакта.

Я положил трубку и задумался: вот только раскола нашей общины мне не хватало. И так все так называемые активисты грызутся, а тут еще какое–то броуновское движение началось. Надо будет разобраться, что у них происходит. Честно говоря, меня меньше всего волновала сейчас диаспора. Я тряхнул головой, вновь прокручивая в голове встречу с Марьям. С тех пор прошло пару дней, и мне казалось, что это был мираж. Я столько лет не думал о ней, что Марьям стала видеться мне чем–то далеким, размытым. Как же меня это все угнетало, как это все было несправедливо, сейчас мне это было совершенно не нужно. Если я сумею этот срок отмотать так же, как предыдущие три года, то вернусь к себе на родину с повышением. А там и до министра рукой подать. Не сказал бы, что моя карьера делает мою жизнь лучше, но мне хоть есть чем заняться. Иногда я вспоминаю слова какого–то умного немца: «есть люди, которые делают карьеру и ничего, кроме нее». Как раз обо мне.

А все остальное по–старому: Миечка растет, ей скоро будет одиннадцать, Асли все так же устраивает скандалы и любит ходить по магазинам, говоря, что это ее успокаивает. Обычно ее успокаивает большая часть моей, все такой же скудной, зарплаты. Просто теперь она у меня скудная по европейским меркам.

Сэнсэй умер год назад, и я до сих пор не могу прийти в себя: он был частичкой моей юности, которой у меня никогда не было.

Мехти за четыре года дорос до второго секретаря, конечно, не без помощи отца Тараны, на которой женился сразу же после судьбоносного Съезда, а я сдержал свое обещание и забрал его с собой сначала в Брюссель, а потом в Женеву. Тарана теперь будет работать третьим секретарем в нашем же посольстве, и Мехти как всегда будет под ее круглосуточным неусыпным контролем. У них уже двое детей, и конечно, мальчик и девочка. Они живут достаточно дружно, во всяком случае, когда он не брыкается, а если брыкается, то его еще крепче перехватывают под уздцы и он забывает про иноходь.

Так что теперь мой отдел практически в полном составе переехал в посольство. Я бы с удовольствием сказал, что нам не хватает Байрама, но его наконец назначили атташе, причем по культурным связям, и отправили в Париж, и теперь он, будучи самобытной фигурой даже по нашим меркам, поражает французов национальной культурой. Пока я был в Брюсселе гостил он у нас часто. Бельгийская кутузка плакала по нему горючими слезами. Хотя надо отдать должное бельгийцам: я бы его уже давно как постоянного клиента полиции выслал бы на историческую родину, а они, испытывая пиетет к его дипломатическому иммунитету во Франции, увидев легитимку каждый раз с извинениями, отпускали его с миром.

Салим, мой друг, наконец, после десяти лет работы в нашем террариуме стал первым секретарем и начальником крошечного отдела в родном министерстве. Так вот он недавно сказал мне, что ему редко везет, но однажды ему повезло по–крупному: он вернулся из Парижа раньше, чем туда отправился Байрам.

Нашего министра наконец–таки проводили на заслуженный отдых, и теперь внешнеполитическое ведомство возглавляет Дадаш Тапшзаде. Учитывая сложности наших взаимоотношений в прошлом, я бы не сказал, что я его любимчик, скорее наоборот, но меня спасает то, что даже он понимает, что без такой рабочей лошади, как я, МИДу не обойтись, поэтому, если мое руководство ко мне особо и не благоволит, то и палки в колеса не вставляет.

Вот так и живу, непонятно как, непонятно зачем, непонятно для чего и для кого. Когда у меня спрашивают, как мои дела, отвечаю, что все нормально, настроение у меня всегда отличное, и любимое слово «okay». В общем, я в полном порядке.