Целестина, или Шестое чувство

— Чуть поменьше гномика, — объяснил Жачек. — А что?

— У меня тут что-то такое на тарелке.

— Наверно, витамин, — предположил Жачек.

— Нет, это перец, — возразил дедушка.

Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим последует вопрос.

— В перце есть витамины? — спросил Бобик.

— Масса. Масса витаминов, — успокоил его Жачек.

— А зачем бог создал бактерии?

Наступило неловкое молчание.

— Уж он-то знал, зачем, — нашелся дедушка.

— Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту, а плохие — чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.

— Нужны, — сказала тетя Веся.

— А зачем? — не сдавался Бобик. — Зачем?

Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?

— Болезни способствуют естественному отбору, — объяснила Целестина. — Слабые, менее стойкие особи гибнут.

— Отличное мясо, к слову о естественном отборе, — заметил Жачек, перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.

— Это я жарил, — похвастался Кристинин муж.

— Ах, не может быть! — единодушно восхитились сидящие за столом, не подозревая, что их ожидает в следующую минуту.

А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую артиллерию:

— А зачем бог создал человека? — спросил он.

7

Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью судьбе. Было ясно, что ее место — в башне. С этим она примирилась легко. Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам попадать в ванную.

Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее мыть.

Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.

У той же раковины она вспоминала — неизвестно, в какой связи, — про Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд — такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище — гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: «Классно он его обвел, скажи нет, и раз — в левый угол!» Вообще вся эта орава молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках родственной души.

— Ты что, оглохла? — спросила Данка, подходя к раковине. — Я уже второй раз спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос…

Цеся вздрогнула и закрутила кран.

— Ну, так что, сегодня не занимаемся? — спросила Данка с надеждой в голосе.

— Нет, нет, занимаемся, — очнулась Цеся. — Пошли. Берем манатки — и на башню!

Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем, было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной музыкой. Лежала, поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты, и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна… что она принесет?

— Мне бы хотелось влюбиться, — вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула, испугавшись. Она совсем забыла про Данку.

Подруга посмотрела на нее снисходительно.

— Кому не хочется, — сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно записывая что-то в лежащей на коленях тетради. — Честно говоря, я тоже только об этом и мечтаю.

— Как это? — с любопытством спросила Цеся и приподнялась в локте. — Я думала, ты влюблена в Павла.

— Что ты! — сказала Данка. — Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь только в человека, который сумеет понять все тайны мое личности.

— О господи! — взволнованно произнесла Цеся.

— Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты видишь хоть одного интересного парня?

Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом, впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.

— Нет, не вижу, — решительно сказала она. — Ни одного.