— Она идеалистка. Ест не ради удовольствия, а исключительно для поддержания сил. Не забывайте, что она пишет стихи, — горячилась Целестина.
— Я тоже когда-то писала стихи, — напомнила присутствующим тетя Веся. — И, кажется, даже не плохие.
— I used to live in the country,11
черт побери! — сказала Юлия.В конце концов отец все-таки поднялся из-за стола. За папой, разумеется, последовала мама, потом к ним присоединились дедушка с Бобиком. Шествие замыкала Веся. Трое художников остались в столовой. Юлия зубрила английский, а Кристина с Войтеком занялись подготовкой к купанию младенца.
— Можно высадить дверь, — предложил отец, когда Данка, несмотря на многократные призывы, не проявила ни малейших признаков жизни.
Остальные с сомнением переглянулись. Высадить дверь?
На площадке было тесно, душно и мрачно. Темноту рассеивал только слабый отсвет, пробивающийся сквозь щель под дверью.
— Свет горит, — заметила тетя Веся. — Значит, жива.
— Не понимаю, какую ты видишь связь между одним и другим, — с раздражением возразил Жачек. — Что, по-твоему, электрическая лампочка должна сама погаснуть в присутствии покойника?
— О господи! — испугалась мама.
— Впустим ей туда мыша, — предложил Бобик. — Если она живая, начнет визжать. А если не начнет визжать, значит, не живая.
— Или спит, — сказал Жачек.
— Или не замечает мыши, того-этого.
— Или заметила, но не испугалась, — добавила тетя Веся.
— Или испугалась, но не подает виду, — оживился Жачек.
— Или…
— Хватит! — крикнула Цеся. — Данка, открывай, не то мы выломаем дверь…
Минуту царила тишина. Потом за дверью послышалось какое-то движение. На щель упала тень, и оттуда стал потихоньку выползать листок бумаги. Цеся, присев на корточки и повернув листочек к свету, прочла вслух:
— «Если выломаете дверь, я выскочу в окно!»
— He выскочит, — тешил себя надеждой Жачек.
— Выскочит. — Дедушка, как всегда, был настроен пессимистически. — Да и хорошую довоенную дверь жалко. Я бы позвонил ее родителям, того-этого.
— Данка! — крикнула Цеся в замочную скважину. — Мы сейчас позвоним твоим родителям. Ну как?
Снова минутная тишина. Шорох, шелест — и в щели под дверью появилась очередная записка:
15
На следующее утро положение ни на йоту не изменилось к лучшему. Родителей Данки действительно не оказалось дома — во всяком случае, никто не подошел к телефону ни вечером, ни утром. Семейство Жак легло спать, а спозаранку были обнаружены следы, неоспоримо доказывающие, что ночью Данка побывала в ванной. Вероятно, она мылась, причесывалась Юлиной гребенкой и вытиралась дедушкиным полотенцем, о чем свидетельствовали разводы от туши для ресниц протяженностью в полполотенца. В кухне исчезло кое-что из съестного. Судя по всему, Данка решила держаться до последнего.
За дверью башенки по-прежнему царило зловещее молчание, однако в семь тридцать оттуда неожиданно полились бодрящие звуки скрипки. Это Данка включила проигрыватель и наслаждалась «Временами года» Вивальди. Впрочем, вскоре она, по-видимому, решила, что оптимизм эпохи позднего барокко не соответствует ее душевному состоянию, поскольку музыка внезапно оборвалась на середине «Весны» и минуту спустя на башне зазвучали заунывные голоса певцов из ансамбля «Локомотив ЖТ».
— Данка! — крикнула Цеся, подойдя к двери. — Пойдем в школу, прошу тебя!
В башне раздался взрыв горького смеха. И это был единственный звуковой сигнал, которым Данка самолично удостоила мир.
— Мне нужно с тобой поговорить! Открой! — просила Цеся.
Данка увеличила мощность звука: стены дома задрожали, сотрясаемые голосами ансамбля «Локомотив ЖТ».
Тогда Цеся написала письмо:
Сунула письмо под дверь и пошла в школу.
В голове у нее был туман. Ночью она почти не спала — во-первых, волновалась из-за Данки, а кроме того, маленькая Иренка, которую угораздило именно в эту ночь разгадать хитрость с отваром из трав, устроила многочасовой скандал, домогаясь молока. Вдобавок Бобик, с которым Цесе пришлось волей-неволей устроиться на одном диване, чертовски узком, ужасно ворочался во сне и упрямо стаскивал с нее одеяло.