Целиковская

"Я бы сейчас мог написать целую книгу о Целиковской, хоть работал с ней только над своей первой кинокартиной, — рассказывает он. — Людмила Васильевна занимает главенствующее место в моем творчестве. Она для меня — святая, дар Божий. Бывало, улыбнется своими огромными голубыми глазами — и все вокруг засияет.

Помню павильон на "Мосфильме", декорации. Операторы возятся вокруг кинокамеры, актеры и обслуживающий персонал слоняются из угла в угол, скучая. Был тусклый, серый день, и мы не ждали от него ничего хорошего. И тут впервые появилась Целиковская — и тотчас все предметы ожили, наполнились светом. Даже воздух ожил, не говоря уже о людях. Она обладала очень редким и восхитительным качеством — дарить жизнь всему, что находится вокруг нее.

Первые ее пробы сразу же покорили и меня, и всех. Завидев ее, все начинали улыбаться и благодарили меня, что я разыскал такую талантливую актрису и прекрасного человека. У Целиковской была способность очаровывать всех: и партнеров по сценической площадке, и костюмерш, и гримеров. Она создавала радостную рабочую атмосферу. Может, несколько преувеличивала мои способности, но помогла мне раскрепостить себя, оказавшегося окруженным прекрасными артистами.

Я бесконечно любил Людмилу Васильевну, она для меня олицетворяла голубое небо. Наверное, Божье провидение подарило мне встречу с ней, и без нее из фильма наверняка ничего бы не получилось.

Целиковская сумела понять глубину чеховских образов и сыграть трагедию. Когда она падает на колени перед умирающим мужем и зовет его: "Дымов! Дымов!" — сразу ощущаешь запоздалое прозрение женщины, всю жизнь тщетно искавшей повсюду талантливых людей и не замечавшей великого человека возле себя.

— Ты выбрал великую актрису, — признавался мне Сергей Бондарчук. — Такой легкости в работе я никогда раньше не ощущал. С ней все получается. Она как лань — быстрая, ловкая.

На вечере, посвященном памяти Целиковской, прошедшем вскоре после ее смерти в Киноцентре на Пресне, на сцене установили ее большой портрет и подсветили его свечами. Я встал перед ним на колени и никак не мог поверить, что никогда больше не увижу живую Людмилу Васильевну.

В марте 2000 года на кинофестивале в Гатчине мне пришлось открывать чеховский вечер. Потом смотрел нашу "Попрыгунью". Волна воспоминаний обволокла меня и я, наверное впервые в жизни, расплакался. Я смотрел на экран и повторял слова:

— Они уже умерли. Уже нет ни Целиковской, ни Бондарчука, ни Дружникова, ни Тетерина.

Такие люди, как Людмила Васильевна, похожи на ангелов, и появляются они раз в тысячу лет".