Целинный батальон

Подойдя к зданию тракторного цеха, солдаты остановились в недоумении. Перед ними шагала аршинными ступенями вверх железная лестница и скрывалась под крышей в ржавом тамбуре. За тамбуром виднелся вытянутый вдоль стены стеклянный скворечник с железным днищем. Шедший впереди всех молодой партизан Санька Белоусов, крепыш, бабник и задира, посмотрел вверх и неуверенно сказал:

— Что-то не видно печной трубы.

Тут же кто-то возразил:

— Видать, паровое из цеха проведено.

Начали осторожно, словно боясь чего-то, подниматься. А поднявшись, обошли весь «уголок», но не обнаружили ни малейшего намека на какое-нибудь обогревательное устройство. Все стояли растерянные и ошеломленные. Кто-то потопал по звонкому бетону и нерешительно предложил:

— А на земле, пожалуй, спать теплее.

— Хорош! — хрипло заорал Белоусов и швырнул свою постель на пол. — Ложись, мужики, лежачая забастовка! Будет над людьми измываться. Всем лежать, пока не поселят в теплом доме. — И напоследок пообещал: — Если кто-нибудь встанет на построение, с тем сам разберусь.

Все побросали постели на пол и уселись на них с независимым и напряженным видом. Последним в новую казарму вошел Мурлик. Поднимаясь по крутой лестнице, он запыхался и теперь его лицо раскраснелось и шумно дышало. Увидев угрюмые лица товарищей, приготовившихся к драке, он усмехнулся и сказал:

— Здесь бунтовать можно. Сюда Самохин ни за что не заберется. Живот не даст — в ступеньки упираться будет.

Солдаты рассмеялись, но Мурлик опять только усмехнулся и, не спеша положив свою постель под стену, сел и задумался. Вообще это был немногословный парень, со всеми вежливый и к старшим почтительный. Никому за всю целину он не сказал ни одного грубого слова. Поначалу к нему относились с опаской, подозревая в наушничестве. Но, во-первых, не было ни одного случая, подтвердившего опасения, во-вторых, его уживчивый, покладистый нрав располагал к взаимному дружескому отношению, в-третьих, Мурлик завоевал доверие к себе тем, что нет-нет да соглашался сгонять за водкой. Постепенно настороженное отношение к нему прошло и рискованные разговоры больше не прерывались при его появлении.

Мурлик помолчал, а потом спросил у сидевшего справа от него командира первой выездной бригады младшего сержанта срочной службы Устюгова:

— Петька, это чего, опять бастуем?

Устюгов сидел с закрытыми глазами и, как видно, дремал. Не дождавшись ответа, Мурлик повернулся к сидевшему слева пожилому партизану, которого все срочники и молодые партизаны уважительно называли дядей Сережей. Был он не по годам морщинист, сутул и дряхл.

— Дядя Сережа, из-за чего сыр-бор? Чего требуем?

— Избу теплую требуем, — охотно отозвался дядя Сережа, — осень на дворе. Сколько мерзли в палатках. Нам говорили, что лето. Теперь лето кончилось. А это помещение, видимое дело, холоднее палаток. Разве с людями можно так обращаться? Санька правильно сказал: издевательство да и только. Я такого обращения на фронте и то не видел.

— Это что ж, Белоусов все затеял? — опять спросил Мурлик.

— Отчего один Белоусов, — обиделся дядя Сережа, — а мы что, бессловесные организмы? Все порешили. Видимое дело.

Его слова прервались цокотом каблуков по гулкой железной лестнице, и в казарму вбежал дежурный офицер — молодой лейтенант, обязанности которого при штабе были не совсем ясны. Чаще всего его видели дежурным по части или парку. Так лейтенанта за глаза и звали: Хронический дежурный. Запыхавшийся Хронический дежурный крикнул с порога:

— Повара! Живо в столовую. Нам гражданские половину кухни отдали. Ужин пора варить.

Ему никто не ответил и никакие повара не поспешили выполнить его распоряжение. С ошеломленным видом Хронический дежурный вошел в глубь казармы.

— Вы чего это расселись? — спросил он, звонко цокая по бетону коваными каблуками. Ему и на это не ответили. Тогда он быстро повернулся и закричал во весь голос:

— А ну встать! Приказываю встать! Строиться! Смир-рна!

Солдаты лениво рассмеялись. Хронический дежурный сразу густо покраснел и как будто даже вспотел — лоб и нос его заблестели. Он подбежал к маленькому Гарипову, срочнику из одной с Устюговым части.

— Гарипов, почему смеешься?

Гарипов, призванный на службу в начале этого лета и сразу же попавший на целину, испуганно замолчал. Сидевший рядом Устюгов услышал фамилию друга и открыл глаза.

— Что случилось, лейтенант? — настороженно спросил он.

Хронический дежурный, притопнув, крикнул:

— Товарищ младший сержант, почему вы сидите, когда с вами разговаривает офицер? Немедленно встать!

Белоусов, сидевший напротив, громко зевнул и ответил за Устюгова:

— А не положено, вот он и не встает.

Хронический дежурный обернулся и ошарашенно спросил:

— Почему не положено?

— А молодой еще.

Все опять засмеялись, на этот раз дружно и громко. Лейтенант быстро огляделся и выбежал из казармы.

Это происшествие с дежурным по части разрядило напряженную атмосферу и отовсюду послышались разговоры, смех, Малеха предлагал кому-то сыграть в карты. Устюгов, не поворачивая головы, сказал тихо Гарипову:

— Илька, сколько раз говорить — не высовывайся.