Целитель #08

- Увы! – повел руками «Борн». - Нужно уладить кое-какие дела в России. Сэр... - вежливо затянул он на пороге. - Мисс... Bye-bye!

Пятница, 12 мая. Вечер (подглавка откорректирована)

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

Солнце село, засвечивая верхушки сосен, и тени сплотились в густеющий сумрак. Ветер лениво колыхал ветви, шуршавшие хвоей. Тонкий смолистый дух касался ноздрей, успокаивая и смиряя.

Я дико устал, тяжелая поклажа оттягивала руки, зато тревоги словно остались за океаном.

Особняк в Нью-Йорке… Миллионы в Цюрихе… Перепуганный человечек в Белом доме...

Да и черт с ними совсем…

Улыбка тронула мои губы – прилили здешние беспокойства, но какие же они милые, свои, домашние! Вот именно. Я дома.

Уголком глаза приметив суету у подозрительно знакомого «Москвича», сдержал ухмылку типа «гы». Оживились, прикрепленные! Сейчас доложат на самый верх… Хотя всех, кого положено, наверняка уже известили о прилете Майкла Борна.

С улицы не понять, горят ли окна маминой квартиры… Я вздохнул. Маминой… Сорок дней сегодня.

Знакомый подъезд… Знакомый лифт…

Пыхтя, я занес чемоданы и опустил их на пол кабины. Уф-ф!

«Надо было, все-таки, такси взять, - мелькнуло в голове. - Десятки пожалел, миллионер хренов! Жмотяра… Тащись из-за тебя от самой остановки…»

Дверцы разошлись с негромким металлическим лязгом, я снова взял вес, и лишь затем приметил Староса. Немножко не в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил топтался у дверей, порываясь звонить.

- Филипп Георгиевич! – воскликнул я.

- Wow, Миша! – возрадовался тот, пошевеливая усами. – Приехал? Ну, здорово! Really!

Облапив меня, Старос пожаловался:

- Вот, собрался к вам в гости, а теперь не знаю даже… Сорок дней – это же только для своих…

- А вы нам не чужой, - твердо заверил я, и велел: - Звоните!

Было слышно, как электронные колокольчики бренчат в прихожей. Зашлепали тапки…

Глухое волнение ворохнулось во мне, сметая сдержки. Из дверей выглянула Рита… Ее лицо выражало такую мольбу, такое упованье, что мои глаза защипало.

- Мишечка!

Девушка качнулась на пороге – и вцепилась в меня, обняла, прижалась со стоном.

- Риточка…

Старос всхлипнул.

- Простите, - забормотал он, часто моргая, - сентиментальный стал на старости лет…

Рита рассмеялась, звонко и весело, словно выдыхая дни страхов и переживаний.

- Кто там, Рит? – донесся мамин голос.

И в квартиру ворвалось ликующее:

- Мишечка приехал!

В гостиной охнули, что-то упало и покатилось, но первой в прихожую ворвалась Настя. Я еле устоял под напором визжащего и пищащего вихря.

- Миленький… Родненький… Любименький… - бормотала сестренка, целуя после каждого определения, ласкательного и уменьшительного.

Прибежала мама. Ее лицо оставалось все тем же – красивым и нежным, лишь подрагивали губы и влажнели глаза.

- Мам, прости…

Замотав головой, моя родная женщина притиснула меня и тихонечко заплакала. Отстранилась, кривя губы в улыбке, смаргивая слезы.

- За что, Мишенька? Ты – мужчина, а наш удел, у всех троих, ждать! И надеяться… Вот видишь, - засмеялась она, размазывая слезы обратной стороной ладони, - дождались!

Старос в углу шумно вздохнул.

- Я пойду, пожалуй… - пробормотал он стесненно. – Извините…

- Куда-а? – возвысила голос мама. – Нет уж! Проходите, Филипп, проходите! Помянем Петю, посидим…

- Да я так только, - затрепыхался Старос. – Может, думаю, зазову Лидию Васильевну на производство? А? Нам старший лаборант нужен, на химводоподготовку…

- Я согласна! - сладко улыбнулась Лидия Васильевна.

- И за это выпьем! – подхватила Рита.

- И за Мишу! – запрыгала Настя.

- Ну, тогда меряйте, - носить чемоданы мои руки отказывались, пришлось пихать багаж ногами.

«Сейчас плюхнусь на диван, - подумалось мне, - и стану наслаждаться женскими радостями!»

Зря я, что ли, полдня носился по всему Сохо, от «Мэйси» до «Прада», впервые в жизни не считая деньги?

Подмигнув Старосу, повалился на диван. Хорошо!

«Не останавливайся, мгновенье! – вертелось в голове. – Ты прекрасно, но детство минуло даже у Настеньки. Теперь в каждой радости – доля печали, горький осадок судьбы… А ты помни, да живи!»

* * *

Было уже поздно, за окном чернела тьма. В раскрытую форточку задувало, но голосов с улицы не слыхать, даже гуляки угомонились. Хлопнув дверцей, отъехало такси, увозившее Староса.

Люстра словно очертила магический круг света, включив в него стол, а вот мы оказались за чертой, пересев на диван. Я устроился между мамой и Ритой, а Настя, быстренько убрав недоеденное и недопитое, забралась ко мне на колени, и показала Рите язык.

- Нахалка! – фыркнула моя суженая.

Благодушествуя, я обнял ее и маму. Сестричка притихла, тискаясь – мои губы коснулись Настиных волос, пахнущих травами.

В комнатах устоялась тишина, лишь телевизор тихо-тихо напевал голосом Сенчиной, а на кухне сыто урчал холодильник. У большого папиного фото на комоде покоилась рюмка водки, накрытая кусочком хлеба. Отец улыбался из полутьмы, словно пятый из нас, только севший отдельно.

- Спасибо тебе за папу, - негромко сказала мама, кладя мне голову на плечо. – Как будто легче стало…