Дверь в подъезд стояла открытой, рядом вдумчиво смолил сигарету прикрепленный, и президенту СССР оставалось лишь прошмыгнуть к лифту, да вдавить кнопку «4».
В дверях знакомой квартиры его встретил Питовранов.
— Здравствуй, Женя, — обронил Андропов, переступая порог.
— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — чуть поклонился Е Пэ, вежливо сторонясь.
— Ишь, какой почтительный… — заворчал Ю Вэ, вешая плащ.
— Ну, а как же, — дипломатично улыбнулся Питовранов.
Выглядел он по-прежнему импозантно, смахивая на ученого или интуриста, какими их снимают в кино.
— Прошу! Налить?
— Плесни.
Евгений Петрович подхватил синюю бутылку, и наполнил рюмку рейнским «Либфраумильхе».
Президент выцедил налитое, смакуя.
— Уф-ф! — отставив рюмку, он повалился на скрипнувшее кресло. — Хорошо! Жаль, времени немного, а то бы я… М-да… И ночка, чую, будет та еще… Ладно. Начнем с твоей темы. «И хороши у нас дела»?
— По-разному, — тонко улыбнулся Питовранов. — Чарли Гоустбир связался с нами из Гаваны, и доложил о ликвидации Моргана. Короче говоря, все три клана, что участвовали в заговоре против «координатора», лишились своих главарей. Разумеется, на биржах сильно «штормило» — курсы акций то взлетали до небес, то падали на самое дно. К марту все вроде успокоилось, но это внешне. А в глубине идет ожесточенная война, продолжается дележка, и никто не хочет уступать! Для того и нужен был «координатор», чтобы находить баланс, но…
— Короче, хаос, — буркнул Андропов. — Выводы?
— Практически все буржуины понесут огромные потери, и будут их нести, пока не договорятся. В принципе, богатейших семей в мире всего восемь десятков, причем, многие из них связаны узами брака, а посему компромиссы грядут… Думаю, трясти Запад будет еще долго, весь этот год, но нам это только на руку — разобщенные олигархи уступят и в Африке, и в Латинской Америке, и в Юго-Восточной Азии. Наше влияние, подкрепленное экономическими программами, усиливается, и мы уже способны защитить и вложения, и наших партнеров…
— Fleet is being? — усмехнулся президент.
— Yes, — серьезно кивнул Е Пэ.
— Ладненько… — Ю Вэ сложил ладони, словно для молитвы, и поднес ко рту. — С Цвигуном говорил? В курсе уже?
— «Полумесяц нестабильности»? — кривовато усмехнулся Питовранов. — В курсе. Но там всё сложнее. Да, казахские, узбекские и таджикские националисты зашевелились чуть ли не в один день, но сваливать всё на внешнее влияние нельзя. К сожалению, те самые народные массы частенько поддерживают «нациков». Можно, конечно, уговорить себя, что в беспорядках участвуют сплошь одни маргиналы, но это не так.
— М-да… — Андропов поморщился. — Кунаев сегодня по телефону орал: «Кто виноват?! Товарищ Ленин виноват!» И что ты ему скажешь? Пестовали нацменов, холили, и боком нам вышла «коренизация»! Почему при царе было тихо? А потому что все кланы были равны — и стояли ниже государя! А теперь… — помрачнев, Андропов сжал губы.
— Я слышал, сам Суслов продвигает план «новой автономизации», — осторожно проговорил Е Пэ.
— Да, и многие согласны с Михаилом Андреевичем… Договариваться с националистами нельзя! — резко сказал Ю Вэ. — Иначе получится, что мы признаем их! Нет! Буквально час назад я отдал приказы командующим военными округами — Среднеазиатским и Туркестанским… — он посмотрел на часы. — А к одиннадцати соберем Политбюро — ночью, считай, как при Сталине… Будем вводить военное положение.
— Ого! — Питовранов озабоченно покачал головой. — Хотя… Согласен. Действовать надо жестко. Убрать слизь! Мародеров, насильников, убийц… Прямо на месте!
Андропов мрачно кивнул.
— Именно так, Женя. Тут главное, чтобы щепки не полетели, пока лес рубят. Ну, да ладно… — устало поднявшись, он сказал: — Пожелай мне удачи.
— Всё будет хорошо, — глухо молвил Е Пэ, блеснув очками. — И — победы нам всем!
Глава 12
Спал я недолго, а во втором часу пришла моя очередь стоять в дозоре. Тревога витала вокруг, сгущаясь, словно вечерняя тень. Ни дед Маржан, ни Марина все еще не вернулись, и меня успокаивало лишь то, что в стороне обсерватории никакого шума или световых эффектов не наблюдалось.
С порога я оглянулся. Девчонки дрыхли, и даже Айдар заснул после долгого копошения. Тихонько подхватив автомат, я вышел из дому и осторожно прикрыл дверь.
На улице было прохладно, зябко даже. Хорошо, хоть ветра нет. И луны не видать. Неяркие звезды мерцали тускло и колко, а горы застыли недвижимой громадой, пильчатым валом черноты.
Зато город внизу виднелся ясно — обычная алматинская дымка рассеялась к полуночи. Правда, любоваться было нечем.
В паре-тройке мест пылал огонь, а, судя по сполохам, вспыхивавшим до самого центра, десятки домов уже догорели, калясь угольями в потемках.
Еле слышно доносились сирены пожарных машин и вой карет «скорой помощи» — с высоты были видны лучи фар, шарящих по темным улицам. Фонари горели далеко не везде — надо полагать, трансформаторным будкам тоже досталось. Целые кварталы вязли в полном мраке, а рядом светились пустынные площади…